Семя Гидры

На третий день нас вытащили из ямы и подвели к дряхлому старцу похожему на забальзамированную мумию. Если таковое возможно, я бы дал ему в два раза больше лет, чем мне сейчас.

Старец ощупал наши конечности, животы и спины. Делая это, он что-то пояснял стоящим рядом соплеменникам. Те покорно внимали каждому его слову. Он осматривал нас, как покупатель осматривает на базаре вола или корову.

Когда старец крикнул: «Амуда!», один из аборигенов подошёл ко мне и каменным ножом сделал надрез на моём предплечье. Старец ткнул пальцем в рану, вымазал в крови и неожиданно для меня дочиста облизал его. Затем повернулся к племени и что-то пафосно прокричал.

Это же он проделал с господином Крофтом. Но когда старец попробовал его кровь, глаза его закатились под веки, он яростно затопал худыми ногами, истерично замахал руками и разразился долгой болезненной рвотой.

Племя недовольно заголосило.

Двое туземцев взяли господина Крофта подмышки и поволокли обратно к яме, мне же накинули на шею плетёную верёвку и затянули так, что я едва не потерял сознание.

Меня притащили на берег, как раз напротив той бухточки, в которой я вас нашёл. Длинными верёвками они привязали обе мои руки к деревьям и распяли как Христа. Я думал, они привели меня убивать, но они просто взяли и ушли.

Так я стоял под жарким солнцем, пока не ушёл в небытие.

Очнулся я оттого, что лежу на песке, а мои руки свободны. Лишь привязаны концы верёвок. Кто-то перегрыз их. Ума не приложу, как это случилось. Полагаю, моим спасителем должен быть зверь с хорошими и крепкими клыками. И побрезговавший моей плотью.

Удивительное дело. Хотя на этом острове удивление — обычное состояние чужака.

Как бы то ни было, я обрёл свободу.

Адаптироваться к диким условиям мне как профессору естествознания, специалисту в биологической антропологии и почётному члену Индийского антропологического общества, не представляло труда. Молодость я провёл в экспедициях. Ногами обошёл сотни километров навесных мостов штата Мегхалая. Спал в палатке в Тарских песках и в субтропических лесах Гималаев. За годы странствий я многое повидал и многому научился.

Еда здесь повсюду. Сложнее с водой. Единственный пресный источник течёт рядом с поселением аборигенов. Но как видите, я и к этому приспособился. Пью «древесное молоко», собираю утреннюю росу. Скоро начнётся сезон дождей.

Поначалу я боялся, что туземцы начнут меня искать, но потом сообразил, зачем им привязывать меня у вулкана, чтобы после организовать поиски? Ерунда. На что-то они рассчитывали. Или я был подарком кому-то. Их божеству? Диким зверям?

Это подвигло меня проследить за жизнью племени.

На вторую ночь, исследуя берег, я наткнулся на их каноэ. Я ждал в засаде до утра.

С рассветом на берегу показались люди. Они сели в лодки и отплыли далеко в море. Вернулись к ночи полные рыбы. Я проследил за ними до лагеря.

Сверху лагерь просматривался хорошо. Немного, штук двадцать хижин, расположены на широкой песчаной поляне. Посреди большой валун — место вече. Вдалеке несколько ям накрытых бамбуковыми решётками. Нас с господином держали в таких.

В стойбище кипела жизнь. Женщины носили корзины с плодами, мужчины разделывали принесенный улов.

Когда солнце спустилось за кроны деревьев и туземцы зажгли факелы, я собрался уходить. Но недоброе предчувствие остановило меня. Внутренний голос приказал мне ждать.

Синтенельцы привязали факелы к воткнутым в землю копьям, образовав огненное кольцо вокруг валуна. Появились несколько людей с барабанами. В руках они держали коренья в форме булав и этими колотушками отбивали ритм. Люди выходили из хижин. Не заходя в огненный круг, они скапливались вокруг. Если это было всё племя, их было не более полтораста человек. Они готовились к какому-то обряду, и моё любопытство как учёного-антрополога пересилило страх быть пойманным.

А потом в круг ввели женщину.

* * *

Они усадили её на валун.

Её распущенные белые пряди ниспадали к пояснице. Безумный взгляд пустых глаз. Казалось, в них отсутствуют зрачки. Лицо походило на маску благодаря густым белилам, покрывавшим лоб, уши и нижнюю часть шеи. Обнажённое тело, усыпанное с головы до пят блестящей пудрой, неестественно и броско горело в свете частоколом опоясавших поляну факелов. Той бедной женщиной была миссис Крофт.

Монотонно завораживающе бил тамтам. Двадцать рослых атлетически сложённых аборигенов с поднятыми вверх руками склонились на колени и низкими утробными голосами вторили барабанному бою:

— Хо… хо… хо…

Их взмыленные спины сгибались в такт гулким ударам, а ладони едва коснувшись земли тут же, как испуганные птицы, взмывали ввысь. Мрачные тени блуждали в зарослях. Факельные блики то и дело озаряли затянутый сизым дымом красный как кровь песок. Запах потных человеческих тел перемешивался с наркотическим дымом костров.