Из темноты выплыла сутулая долговязая фигура. Человек не шёл, он крался, судорожно пригибаясь в такт ударам тамтама, и безостановочно тряся огромной, непропорциональной телу, круглой головой. Был он совершенно гол. Его блестящая, будто сдобренная маслом кожа красовалась росписью из длинных белёсых узоров, схожих на замысловатые иероглифы или витиевато переплетённое змеиное кубло. Запястья его рук и лодыжки ног украшали множество железных колец. На широкой груди сверкал медальон — до блеска отполированная шестерёнка. Только когда человек вышел на свет, стало понятно, принятым за невообразимо огромную голову, на самом деле оказался медный шлем от трёхболтового водолазного костюма времён Второй Мировой войны. Из боковых иллюминаторов торчали кабаньи бивни.
Над прогалиной взошёл серебряный диск луны, и вокруг сразу стало светло как днём. Свет озарил «пьедестал» с неподвижно сидящей на нём женщиной, и лунная её тень медленно поползла по земле, укорачиваясь и сливаясь в одну темную, заостренную к вершине чёрную дорожку.
Аборигены притихли и расступились. Человек в скафандре встал на край тени и расправил плечи. В этом долговязом островитянине было не менее двух метров росту. Он протянул руки к лунному диску, как бы взывая к нему, и в этот миг за спиной у несчастной всполохнуло белое пламя, и воздух наполнился стойким пряным ароматом. Огненные языки, поднимались ярким столбом вверх, и казалось, соприкоснувшись с лунным диском, немедля падали вниз, растворяясь в радужном свечении.
Раздался душераздирающий крик. За ним ещё и ещё. И вот уже возгласы всего племени слились воедино с мерными ударами тамтама. Племя будто требовало действий.
Человек в скафандре обошёл пьедестал, склонился над свечением и развёл в стороны руки, жаром наполняя себя. Толпа взревела фанатичными голосами. Медленно раскачиваясь из стороны в сторону, под благодарные возгласы сородичей, колдун завёл дикую песню. Он пребывал в трансе. На ладонях его распростертых рук появились два предмета: большая глиняная чаша и каменный нож.
Аборигены расступились, образовав широкий круг. Из зарослей отделялись тени, и островитян становилось всё больше. Колдун выжидал, пока всё племя не обступит его. Рослые мужчины, женщины с детьми на руках, сгорбленные старики, ссохшиеся старухи — все как в наркотическом угаре с восхищением и предвкушением смотрели на полуживую миссис Крофт, жадно пожирая её глазами.
— Амуда! — вскричал колдун, и толпа в страхе отпрянула назад.
Два чернокожих воина пинками втолкнули в образовавшийся полукруг полуживого Алекса Крофта. Господин был бос, без рубахи и шея его была густо окрашена засохшей синей глиной. Он едва держался на непослушных ногах. Лицо его было разбито. Изо рта текла кровавая пена. Руки связанны за спиной, и подмышками был продет длинный шест так, что всё его тело склонилось к земле в низком поклоне. Шест за края держали два крепких дикаря.
Колдун подошёл к несчастному и десятки гортанных голосов вновь подхватили звуки тамтама:
— Хо… хо… хо… — раздавался в ночи выдох кузнечных мехов.
С каждым ударом рёв нарастал. Усиленный топотом босых ног и ударами ладоней по голым телам, он всё больше напоминал громовые раскаты. Толпа обезумела в своём ожидании. С каждым последующим выкриком «хо» аборигены делали шаг вперёд, сильнее сжимая круг, и когда накал достиг апогея, колдун коротко полоснул ножом по глиняной шее пленника. Кровавая струя ударила в изрисованную белыми змеями грудь шамана, и голова бедного Крофта безвольно опрокинулась набок.
Убийца подставил чашу под рану, и та до краёв наполнилась горячей тёмной кровью. Толпа неистово взвыла от восторга. С дымящимся сосудом в руке колдун подошёл Натали, встал на колени у её ног, и одну за другой окунул безвольные ступни в горячую кровь.
Огонь вспыхнул ярче.
— Амуда! — взревела толпа.
Миссис Крофт, теряя сознание, завалилась на бок, но два дикаря подхватили её за локти, не давая упасть. Колдун обошёл несчастную сзади, склонил перед собой и вылил остатки крови на спину.
— Хо… хо… хо… — неистовствовала толпа.
Ухватившись за женские бёдра все в кровавых подтёках, колдун с силой вошёл в жертву сзади. Всё племя от мала до велика пали ниц перед обезумевшей женщиной.
Глава 23
Иван долго переваривал услышанное. История Чакрабати и ошеломила его, насколько возможно ошеломить человека, на чью долю выпали столь невероятные за прошедшие две недели испытания, и в то же время заполнила логические пробелы, развязала спутанные узелки, а догадки перевела в разряд аксиом.
Рассказ индуса был не менее страшен, чем пережитое им самим. Но с другой стороны, разве можно надеяться, что это гиблое место пожалеет хоть кого-то из потерпевших крушение несчастных?
— А почему за всё время, племя не искало вас? — только и мог спросить Иван.