- Отец - начальник полиции?! - как сквозь сон прошептал Иван. Он все что угодно мог ожидать, только не этого, не такого удара, страшнее которого уже и быть не может.
А Прокопиха говорила уже о другом, несколько раз пыталась зажечь свет и хоть бы одним глазом взглянуть на сына. Но Емельян не позволял: потерпи, мол, до утра. Иван уже не слышал ни их разговоров, ни вопросов к нему. Он был ошеломлен и подавлен чудовищной вестью. Лишь спросил:
- А вы не ошиблись, тетя Аня, насчет отца?
- Нет, сама была сегодня у него.
Анна Сергеевна начала было хлопотать насчет ужина, но, хотя ребята и не ели почти весь день, от ужина отказались: не хотелось. Титов с Фединым поспешили уйти в сарай на сено, а Емельян остался с матерью в доме.
Почему человеку не дано видеть в темноте, как некоторым животным? Об этом с сожалением подумал сегодня Емельян, на ощупь знакомясь с небогатой обстановкой родного дома. И казалось ему, что никаких особых перемен здесь не произошло за эти четыре года. По-прежнему в передней стояла огромная русская печь и полати при ней, у окна высокий обеденный стол и табуретка. У притолоки висели рушники, в одном углу - полка и шкафчик с мисками и крынками, в другом - образа. Во второй комнате - древний сундук и стол на высоких ножках, деревянная кровать и… вот этого раньше не было: еще одна кровать, железная, с тугим жестким пружинным матрацем - стандартная солдатско-больничная койка, и деревянный жесткий самодельный диван.
Все еще не придя в себя, мать то предлагала сыну перекусить, то начинала стелить ему постель. Емельян слышал, как она шептала встревоженной и испуганной девочке:
- Ты, детка, не бойся. Это хорошие дяди. Тебя никто не тронет. Нет, эти дяди славные. Я тебе на печи постелила и сама с тобой буду там спать. А здесь пусть дядя поспит. Он с дороги, ему надо отдохнуть.
Она взяла девочку на руки и перенесла ее в переднюю комнату, уложила на печь, потом вернулась к сыну. Емельян сидел на диване. Видя его силуэт, мать спросила:
- Что ж ты не раздеваешься? Я тебе приготовила постель. Ты ложись, отдохни.
- Сейчас, мама, я только выйду посмотрю, как там мои ребята устроились.
Он вернулся в избу через четверть часа. Сообщил матери:
- Надо бы известить Акима Филипповича и Женю. Как бы это сделать, мама?
- Что за забота? Я схожу, - с готовностью отозвалась мать.
- Тебе не стоит. Нет ли кого надежного, чтобы послать в город? Мы хотели сами туда поехать…
- Что ты-ы! - в ужасе воскликнула мать. - Вам никак нельзя. Схватят и повесят. В городе солдаты, фашисты, полицаи. Как можно! Аким сам приедет.
- Это лучше, если сам. Ему проще.
- А наказать есть кому. Настенька сходит. Женина подружка.
- Это чья ж?
- Михеева дочь. Ты ж ее знаешь. Ай не помнишь? В том поселке - за речкой жили. Неужто забыл? Телку ихнюю волки на болоте задрали…
- Телку припоминаю, а вот Настеньку - смутно. Надежная она? Можно верить, не проболтается?
- Что ты! Комсомолка. Эта девушка верная. Огонь девка. Кремень.
Мать была возбуждена, речь лилась волнами, то громче, то тише. Емельян вспомнил, что там, за окном, могут случайно услышать их разговор, предупредил:
- Говори потише, мама.
Он с наслаждением и радостью произносил это слово, от которого уже отвык за целых четыре года: "мама".
- Договоримся так, - продолжал он полушепотом, закрыв дверь в переднюю, чтобы девочка не слышала. - Ты, мама, завтра утром скажешь этой Насте, что вернулся Иван Титов и находится в селе. Где именно - не говори. О нас ни слова, один Иван вернулся. Пусть она об этом сообщит либо Жене, либо самому Акиму. Пусть скажет, что ты ее послала и только ты одна знаешь, где находится Иван. Пусть скажет, что Иван очень просит отца приехать в Микитовичи. Поняла?
- Хорошо, сынок, все, как ты наказываешь, все будет сделано, и Аким непременно приедет…
Они проговорили до рассвета обо всем, что накопилось за четыре года, но больше всего о том, что случилось в последние месяцы военной годины. Она спрашивала сына, что он думает делать дальше, как жить намерен, и он отвечал твердо:
- Бороться, бить фашистов. Истреблять, уничтожать!
Он рассказал ей о первом бое на границе, о героизме пограничников и о всех последующих своих встречах с врагом. Она подробно поведала о своем несладком вдовьем житье и о том, как пришла в их край страшная беда - война. Она спрашивала сына как человека военного, который, по ее мнению, должен все знать о войне и сказать ей одной правду: надолго ли это? Что будет с ними, с простыми людьми?
- Колхозы разогнали, имущество колхозное разграбили, У колхозников тоже, считай, все забрали - скотину, какая была, хлеб. Как будем жить дальше - не знаю. Помрем все с голоду, если не поубивают или не увезут в Германию. Говорят, помещики прежние воротились…