Семя грядущего. Среди долины ровныя… На краю света

- С Гуровым что-то серьезное. Подождем возвращения Свиридочкина, может, он к ним прибился. Довольно странно исчез человек. А храбрый парень. И действовал здорово! Немногословен, но кремень.

- Его могли ранить, - предположил Титов.

- Могли.

- И раненого захватить в плен.

- Тоже могли.

- И он под пытками откроет нашу дислокацию. И все прочее.

- Не думаю. Не верю, - твердо сказал Глебов и в то же время где-то уже зародилось в нем сомнение: а что, если действительно не выдержит пыток Николай Гуров?

Тихонько, без стука приоткрылась дверь и вкрадчивый шепоток Жени спросил:

- К вам можно?

- Заходи, - отозвался Иван.

- Подошла к двери - слышу, мальчики разговаривают, - оправдывая свое вторжение, заговорила девушка. - Вы что так рано поднялись?

- А мы и не ложились, - весело ответил Емельян и пригласил ее присаживаться.

Женя была одета в подаренный Емельяном кожаный костюм, сразу полюбившийся ей. И действительно, костюм этот, если не считать, что он был в партизанских условиях очень практичен, придавал девушке романтичность. И Емельян со своей непосредственностью сказал по этому поводу, глядя на Женю восторженно-влюбленными глазами:

- Ты, Женечка, знаешь на кого сейчас похожа? На героиню из кинофильмов о гражданской войне.

- Я вижу, ты в восторге от моего костюма, - преодолевая смущение, сказала Женя. - А я от твоих усов. Тебе они к лицу.

- Может, мне и бороду уже за одно отпустить?

- Нет-нет, - вполне серьезно запротестовала Женя. - Ты сейчас на Лермонтова немного похож. Правда.

- Жаль, что стихов не пишу.

- Давно бросил? - спросил Иван. - В школе, помню, ты что-то сочинял.

- А кто в школе не писал стихов? Ты, Женя, писала? Признавайся.

- Писала.

- Я не писал, - сказал Иван.

- Ты готовился быть начальником штаба, - беззлобно съязвил Емельян. - А штабная работа поэзии не терпит.

- А разведка? - спросила Женя со значением.

- Разведка - романтика, - ответил Емельян.

Помолчали.

- Я на вас обижена, мальчики, - деланно-капризным тоном сказала Женя и смешно надула губки.

- На нас обоих обижена? Или только на брата? - спросил Глебов. Ему было приятно разговаривать с Женей.

- Почему вы меня ночью с собой на операцию не взяли?

- Потому, что ты еще дите, - поддразнивая сестру, сказал с нарочитой небрежностью Иван. Но даже такие безобидные шутки Емельяну казались неуместными и недопустимыми отношении девушки, которая ему нравилась. И он сказал, чтобы смягчить реплику Ивана:

- У тебя, Женечка, впереди еще сотни боевых операций. Ты же теперь разведчица, главная моя помощница, можно сказать, правая рука.

- Лучше левая, - буркнул, посмеиваясь, Иван.

- Почему? - спросил Емельян.

- Ближе к сердцу, - ответил Иван, уколов друга озорным взглядом.

Емельян смутился, лицо его предательски порозовело. Заговорил быстро и серьезно, чтобы замять остроту:

- В истекшую ночь разведке, Женечка, не повезло.

- Твой начальник потерял половину своего личного состава, - пояснил Иван. - Считай, что тебе повезло - он мог и тебя потерять.

Дверь отворилась без стука. Вошел Свиридочкин в мокром бушлате и в кепке, сбитой на затылок, отчего высокий лоб его казался непомерно большим.

- Доброе утро, товарищи. Комбриг спит. Я не стал его беспокоить.

- Снимай свою кожу и грейся у печки. Женя, подкинь дров, - распорядился Иван. А Глебов уже атаковал вопросами:

- Гурова моего не встречал? Здоровый такой парень.

- Нет, - ответил Свиридочкин. - Мы отходили последними. Ждали погони. Ночью немцы не решились. Да к тому ж бездорожье, на машинах не очень-то напреследуешь.

- А может, он с отрядом Законникова ушел? - строил догадки Глебов. Он все еще не мог поверить, что Гуров попал в руки немцев.

Николая Гурова гитлеровцы схватили в темном коридоре. Допрашивал его сначала сам командир корпуса. Гуров отвечал, что он из Ярославской области, в эти края попал случайно в канун войны. Партизаны его насильно мобилизовали и ночью погнали в бой. Отряд их небольшой, постоянной базы не имеет, но большей частью находится на хуторе Седлец. (Называть этот хутор Емельян рекомендовал разведчикам в случае провала, поскольку все жители этого хутора ушли в партизаны, и фактически он был ложной базой отряда Булыги.) Имя командира отряда Гуров также придумал. Больше он ничего не мог рассказать, прикидывался наивным простачком и где-то в глубине души лелеял мечту о побеге.

Потом его допрашивал в гестапо штурмбанфюрер Кристиан Хофер. Гуров повторил то, что говорил до этого. Ему не поверили и жестоко пытали. Гуров молчал. Между прочим, показывали фотографию Емельяна Глебова, допытывались:

- Ты знаешь этого человека?

Николай Гуров отрицательно и безразлично качал головой.

- Это наш агент. Он работает у партизан. Он нас обо всем информирует! А ты врешь. Врешь, врешь! - кричал Хофер, и на Гурова сыпался удар за ударом. Хофер догадывался, что от этого человека никаких других показаний ему не добиться, и визжал от досады.

Наконец на последнем допросе Хофер сказал ему, пристально глядя в глаза: