Семя грядущего. Среди долины ровныя… На краю света

Емельян стоял на опушке, где он только что расстался с Женей, и, растроганный, смотрел на узкую, едва заметную тропку, которая увела его неземную любовь в лесную глушь, а потом - в город, занятый врагом. В голове звенело, и звон этот притуплял мысль, а порою насовсем отключал ее, давал простор чувствам. Емельян глядел в темную чащу, поглотившую Женю, и явственно, до боли чувствовал свое одиночество и тоску. Чтоб отвлечь себя от безрадостных дум, он стал медленно и долго рассматривать деревья, точно увидал их впервые или заметил то, чего прежде не замечал. Лес своим могуществом и красотой всегда внушал ему что-то возвышенное. И сами деревья - их крепкие стволы - казались монументальными, сделанными из вечного материала, из которого ставят памятник на площадях: кованные из меди сосны, литые из бронзы молодые липы, вырубленные в зеленом крымском диарите осины, в темно-сером шведском базальте - ели, нежный прозрачный мрамор берез и необработанный гранит дубов. Все было прочным, основательным, неистребимым, все уходило в глубь земли крепкими корнями.

И вспомнился Емельяну вчерашний сон. Снилось, будто бы немцы решили уничтожить на его родине дуб-великан, казнить гигантского богатыря, который якобы помогал партизанам. Собралась целая свора фашистов и полицаев, окружили могучее дерево и стали пилить его поперечной пилой. Сломалась пила, рассыпались зубья, как у старого пластмассового гребешка. Пробовали топорами рубить. Не поддается, только искры из-под зазубренных лезвий летят во все стороны. Тогда штурмбанфюрер приказал облить дуб бензином, обложить хворостом и поджечь. Вспыхнуло яркое пламя, охватило гранитный ствол дуба, загудело, зашумело, а палачи, взявшись за руки, с диким визгом пошли в пляс вокруг странного костра. Но вот догорел хворост, погасло пламя. А дуб стоит целехонький и невредимый, только черные полосы копоти легли на его груди. Стоит - и вдруг как захохочет громовым раскатом в лицо своим палачам. И видит Емельян, что хохочет совсем не дуб, а человек, привязанный веревками к дубу, раздетый, опаленный, со шрамами и черной копотью на могучем обнаженном теле. И человек этот - Аким Филиппович Титов. Хохочет и поет могучим шаляпинским басом:

Среди долины ровныя,
На гладкой высоте,
Цветет, растет высокий дуб
В могучей красоте…

Поет и хохочет, да так, что дрожат земля и небо, мечутся в зените белые напуганные облака, а у восточного горизонта зловеще и грозно хмурится свинцово-синяя глыбища-туча, набухает, движется, на глазах растет. Потом как сверкнет размашистой молнией в полнеба да как трахнет раскатом грома, от которого Емельян вздрогнул и проснулся.

Страшный сон этот вселял тревогу.

Емельян постоял так и пошел обратно к штабу бригады. В сосновом бору где-то вверху звенела извечная отрешенная и ко всему безучастная тишина. Подумалось почему-то: сколько столетий стоит этот корабельный сосновый бор? Сколько еще стоять будет? Ты слышишь, сделанный из бронзы и меди, сколько, отвечай?! Не знаешь, потому и молчишь. И Емельян не знает. А может, от него, от Емельяна Глебова, зависит судьба и этого бора, и березовой рощи, и всей земли, которая в памяти сердца значится под кратким, звучным и светлым именем - Родина.

Емельян идет и думает: в полдень Женя уже будет в городе. Если все обойдется благополучно, завтра к вечеру возвратится на базу. И больше он не отпустит ее. А может, и теперь напрасно отпустил? Он будет думать только о ней - и сегодня, и завтра… Никакие дела и заботы не заслонят от него ее чистый, солнечный образ.

Женя не вернулась на другой день. Половину следующего дня Емельян не мог ничего делать - все валилось из рук. Он лишился аппетита, в завтрак выпил стакан чаю, обедать не стал. В голову лезли дурные мысли, он гнал их, но покоя не находил. Наконец уже под вечер третьего дня в штаб бригады пришли двое: начальник разведки отряда Булыги и Анатолий Шустриков - командир подпольной семерки. По их взволнованным лицам Емельян понял, что случилось нечто ужасное. Первым его вопросом к Шустрикову было:

_ Вы нашу посыльную, девушку, по имени Женя, видели?

- Да, мы с ней встречались. Она нас предупредила, и вся группа с семьями благополучно успела уйти из города, - отвечал Шустриков, и по всему чувствовалось, что он хочет длинным рассказом оттянуть время от главного разговора, потому что тяжело сообщать безрадостную весть.

Емельян не выдержал, перебил его резко и сурово:

- Где Женя?

Невысокого роста веснушчатый круглолицый парнишка посмотрел на Емельяна сумрачно и ответил вполголоса:

- Арестована… В гестапо.

Емельян одеревенел. Тупо, невидяще глядел в темную толщу леса и молчал. Потом кивком головы пригласил к себе в землянку обоих и попросил Шустрикова рассказать все по порядку, не упуская ни малейшей подробности.

Вот как это случилось.