Семя грядущего. Среди долины ровныя… На краю света

- Так вот, пришла в голову адмиральского сынка блажь пригласить своего однокурсника, то есть меня, на день своего рождения. Я думаю, ему просто хотелось пощекотать свои тщеславные пятки и заодно ошарашить меня важностью своей персоны. И однажды на причал нашей бригады врывается сверкающий лаком адмиральский ЗИС. Знаешь - этак неожиданно, у нас всполошились, команды подали, комбриг выскочил на причал встречать начальство. И вдруг из ЗИСа вместо Инофатьева Первого выходит Инофатьев Второй. Конфуз? Матросы язвительно улыбаются, комбриг внутренне взбешен, говорит Марату: "Вы, капитан-лейтенант, в другой раз заранее ставьте нас в известность, когда будете ехать на машине командира базы". А он, видите ли, приехал, чтобы лично пригласить меня. Нахал, да и только. Я придумал какой-то предлог и отказался, за что и был навеки отвержен и брошен в опалу. Вот и вся предыстория. А что касается дальнейшей истории - она очень неприятная, я, быть может, расскажу о ней тебе как-нибудь в другой раз, когда все утрясется в душе. Словом, в конце концов Инофатьевы меня изгнали, это, пожалуй, единственное доброе дело, что сделали они для меня. Что же касается моего послужного списка, то он изрядно испохаблен. Там все найдешь, даже "сознательный срыв важнейшего политического мероприятия". А дело было совсем не так. Партийному активу зачитывали один важный документ. Читать поручили мне, как заместителю секретаря партбюро. Присутствовал при этом и Инофатьев Первый. А у нас накануне выход в море был, я простыл, потом вспотел, выпил холодной воды, ну, словом, сам не знаю, отчего это произошло: прочитал я перед всем активом три странички, и вдруг первый раз в жизни у меня голос пропал - ни звука. Я растерялся. А Инофатьев, что ты думаешь - как забасит на весь зал: "Это безобразие, разгильдяйство. Партбюро должно разобрать этот позорный факт".

Так он торопливо и со свойственным ему жаром разматывал клубок воспоминаний, затем махнул резко рукой, сказал:

- Хватит об Инофатьевых, это уже все в прошлом. Лучше расскажи, как ты живешь, успехи как?

Нет, он ничуть не изменился, мой давний друг. В его глазах отражались душевная обида и радость, как-то по-своему уживавшиеся рядом.

Но мне все-таки хотелось услышать об Ире. И я спросил его. Он ответил без подробностей, не желал вдаваться в детали, а быть может, он действительно о них не знал.

- Ира - женщина умная, видная, но тряпка. И за это я ее не люблю. Бросила бы его ко всем чертям. Не понимаю их. Играют какую-то комедию: расходятся, сходятся, снова расходятся… Она сейчас, кажется, уехала в Ленинград, и якобы насовсем. Не знаю, хватит ли у ней характера.

Должно быть, разговор о дочери Пряхина напомнил ему о нашем адмирале, и Валерка оживленно спросил:

- Кстати, как чувствует себя наш старик? В Североморске я случайно слышал, что его как будто переводят куда-то на юг.

Признаться, меня это сообщение огорчило.

Вскоре слух о переводе Пряхина подтвердился. Как-то сидел в своем кабинете в штабе дивизиона. Дмитрий Федорович появился на пирсе внезапно, без предупреждения: он ехал от артиллеристов береговой обороны и, не зайдя в мой штаб - маленький, барачного типа домишко у самого причала, сразу прошел на флагманский корабль, которым теперь командовал Валерий Панков. Когда мне доложили, что адмирал прошел на корабль и ждет в моей каюте, я ужаснулся: на столе по-прежнему стояла фотография Иры.

Я бегом бросился вслед за командиром базы, но было поздно: он уже зашел в мою каюту и, по обыкновению своему, попросил крепкого чая. Тут у меня мелькнула слабая надежда отвлечь его от фотографии.

- Пожалуйте в кают-компанию, товарищ адмирал, там поуютней, - заикаясь, второпях предложил я. Он сначала недоуменно, затем пристально посмотрел в мое растерянное, смущенное лицо и, очевидно догадавшись, тихо сказал:

- Не нужно, пусть сюда подадут.

Адмирал грузно сидел на диване напротив стола и с веселым оживлением смотрел на карточку дочери. Мне стало неловко, будто я совершил непристойный поступок. Адмирал повернулся в мою сторону, но, глядя мимо меня - я благодарен ему за это, - спокойно сообщил:

- А я, Андрей Платонович, уезжаю. На юг переводят, погреть старческие кости. - И улыбнулся своей доброй улыбкой. Потом, подняв на меня взгляд и не обнаружив на моем лице удивления, спросил: - Вы что, уже слышали?

Я молча кивнул.

- А со мной не хотите на Черное море? Север вам не надоел еще? - любезно предложил он.

Я ответил как можно корректней:

- Мне бы очень хотелось послужить еще здесь года два-три. А потом, если представится возможность, я с превеликой радостью… к вам.

Он понимающе одобрительно покачал головой, сообщил, стараясь быть беспристрастным:

- Сюда приезжает командиром базы контр-адмирал Инофатьев Степан Кузьмич. Да вы, кажется, с ним встречались?

Может, он сказал это просто так, но мне послышалось в его словах вежливое предупреждение.

Пересев к столу в кресло, он взял в руки фотографию дочери и машинально прочитал надпись на обороте. Оправдываясь, сказал: