Патрик меня сильно удивил. Он превзошел мои ожидания, особенно в том, что касалось чувств. Выложился на все сто; одно его заключительное признание в любви к жене чего стоит. Конечно, я подумал, что он обращал свои слова прежде всего к ней: прочитав мою книгу, она многое поймет. Но дело было не только в этом. Чуть позже я получил от него сообщение: «Надеюсь, теперь ты знаешь все, что тебе нужно. Приятно было поговорить. Удачи тебе с книгой». Я понял, что он больше не собирается со мной общаться. Он рассказал абсолютно все, что мог, и для него наша встреча была первой и последней. Он согласился изложить мне достаточно подробностей, необходимых для создания книжного персонажа, но не хотел, чтобы я постоянно ходил за ним. В тот же вечер Валери это подтвердила.
Я расстроился, потому что намеревался узнать Патрика получше. Интересно же, к примеру, как пройдет его встреча с Дежюайо. Терпеть не могу бросать интриги незавершенными. Валери меня успокоила: она потом все расскажет и поможет с продолжением мужниной истории. Это меня устраивало в плане изложения (мне станут известны все перипетии, связанные с Патриком), но не в плане эмоциональном (придется говорить о мужчине со слов его жены). Ничего не поделаешь, надо приспосабливаться к желаниям персонажей. В этом и состоит принципиальная разница с целиком выдуманным романом. В романе я могу заставить персонажа рассказать мне все, что угодно.
Я должен был встретиться с Валери около восьми вечера – мы собирались вместе поужинать в ее любимом ресторане неподалеку от дома. К своему последнему сообщению она добавила: «Не могли бы вы вечером сначала зайти к нам? Жереми хочет вас видеть». Вот как, значит, подросток проснулся. Намеревается раскрыть мне какой-то секрет или поведать нечто сокровенное? Я очень обрадовался. Мне это понравилось и по другой причине: я хотел, так сказать, привести в равновесие возраст персонажей. С учетом Мадлен необходим был подросток. Будущая книга всегда представляется мне в виде некой геометрической фигуры. Нужно тщательно выравнивать разные ее стороны, чтобы добиться однородной и гармоничной формы. На мой взгляд, роман должен быть закругленным, без всяких выступающих углов.
Пока что я вернулся домой. Хотел записать рассказ Патрика, но почувствовал, что страшно устал. Слушать других требует постоянного внимания, это гораздо утомительнее, чем говорить самому. Я даже ухитрился поспать минут двадцать, что со мной случается крайне редко. Если сравнивать эту мою сиесту с человеком, то его можно описать как личность неустойчивую и неврастеническую. Мне приснилось нечто странное: ко мне подошел Милан Кундера и что-то прошептал на ухо, но я не расслышал что. Причем лицо у него было такое серьезное, словно он собирался рассказать мне о какой-то важной тайне. Но я ничего не услышал. Я проснулся расстроенный: во сне все выглядело как в жизни. Мне повезло: я уже и раньше встречался с великим писателем, иногда он даже мне звонил – благословение в жизни моих ушей. Но почему во сне я не услышал ничего? Ни слова, ни вздоха. А я бы так хотел, чтобы он поруководил мной в лабиринте запятых.
Какое-то время я еще оставался под впечатлением сна, потом сел за компьютер и открыл «Фейсбук». Пришло несколько сообщений, которые я оставил без ответа. Ладно, пусть меня считают невежливым или неблагодарным, мне нужно сосредоточиться на романе. С годами я научился абстрагироваться от чужого мнения. И насколько же приятнее жить, не ощущая этого постоянного гнета – суждения других! Но тут я увидел, что Ив Грембер согласен взять меня в друзья. Не знаю, почему я этого сразу не заметил. Я почувствовал невероятное возбуждение, словно речь шла о моей собственной жизни. Как будто из прошлого вынырнули мои детские влюбленности. Надо ему написать – но вот что? Как найти слова? Я взялся продолжить историю, которую едва знал. Необходимо попросту изложить факты, одни лишь факты. Я друг Мадлен, она очень хочет его увидеть. Этого хватит. С уважением. Нет, слишком формально. Лучше: Дружески. Да, так человечнее. И я отправил сообщение.