– Вы сумасшедший. Я вернусь через час, и чтобы духу вашего здесь не было. И не ждите, никакое выходное пособие вам не светит! Ни сантима. Очень надеюсь увидеть, как вы валяетесь на улице и попрошайничаете.
– В мои планы это не входит. Но спасибо, что беспокоитесь о моем будущем.
Дежюайо застыл на месте, пораженный безответственностью этого типа, а затем ушел.
Все коллеги на этаже смотрели на Патрика с восхищением. Они не могли опомниться. Неужели это тот человек, которого они знали? Сам он был счастлив, потому что без колебаний выполнил то, что задумал. Да, но что дальше? В десять утра буднего дня он вернется домой с двумя коробками, содержащими воспоминания о его карьере. Всего две коробки за столько лет. Пока он приводил кабинет в порядок, к нему то и дело заглядывали коллеги – похвалить за храбрость. Но вспомнят ли о нем эти коллеги через два дня или через десять дней? Нанесенный Патриком удар порадовал всех сотрудников, но ведь за этим ударом ничего не последует. Скоротечная популярность ведет в тупик. Что с ним будет? В среде страховых компаний все знают друг друга, слух о его увольнении из-за серьезного проступка распространится немедленно. Люди быстро делают упрощенные выводы. О нем будут говорить: «Парень, который спалил шторы». Каковы бы ни были причины, никто этого не одобрит. Подумают: если он считал себя жертвой травли, нужно было, как положено, пожаловаться; добиваться справедливости так, как он, может только сумасшедший. Да, теперь Патрик не сомневался: сгорел он сам. Жена, конечно, будет им гордиться. Какое-то время на этой волне можно удержаться, но рано или поздно он непременно разобьется о реальность. И какое же мрачное будущее тогда его ждет. Эйфория улетучилась, начались горькие сожаления. Он еще долго будет платить за свой порыв[25].
Из-за долгого разговора с Валери я заснул довольно поздно. Что не помешало мне проснуться в середине ночи. До утра я смотрел телевизор. Показывали телеигры, участники которых непрерывно кричали. В Штатах, чтобы участвовать в игре, нужно непременно обладать дипломом по истерии. Когда в шесть утра я сошел вниз, Мадлен уже сидела за столиком, готовая завтракать. Она тоже проснулась очень рано. С Ивом мы должны были встретиться в девять, и последние минуты тянулись невероятно долго. Мадлен ужасно волновалась, это бросалось в глаза. Возможно, она думала: а стоило ли приезжать? Странно, но она призналась, что думает о покойном муже. Что будто изменяет ему. В голове у нее все смешалось.
Чтобы расслабиться, я предложил пройтись по пляжу. Восход солнца приветствовала толпа любителей бега. Как можно заниматься спортом в такую рань? В Париже в это время ты в основном встречаешь пьяных, выходящих из ночных заведений. Да еще этот джетлаг, из-за которого все казалось сюрреалистичным. Мадлен вдруг спросила:
– Вы уверены, что он придет?
– Да, я подтвердил, что мы здесь. Он нас ждет.
– А если это не он, а кто-нибудь на него похожий?
– Нет, такого не может быть.
– А если нам нечего будет сказать друг другу?
– Будете смотреть друг на друга молча.
– А если не сможем рассмотреть друг друга?
– …
Я было подумал, что в последнем вопросе содержалась ирония, но ничего подобного. Никакой легкости, Мадлен была слишком напряжена. Она действительно боялась растеряться и не сообразить, что сказать, боялась толком не разглядеть собеседника. Она словно застыла; по-моему, ей и говорить стало трудно. Бывает, что актеры испытывают безумную тревогу перед выходом на сцену. А тут у меня перед глазами разворачивался фильм ее жизни, задуманный любовью.
Она так волновалась, что меня охватили сомнения. Зачем я во все это влез? Я хотел описать реальную жизнь, а не воровать минуты чужой близости. Существует предел, за которым свидетели недопустимы. Если Мадлен захочет, она мне потом все расскажет. Да, так было бы лучше. Проводить ее, а самому уйти. Если даже в книге не будет описания встречи, разве это так уж важно? Каждый может себе ее представить и создать собственный образ. Но в тот момент, когда я до этого додумался, Мадлен взяла меня за руку и сказала: «Пожалуйста, останьтесь. Вы мне нужны».
На место встречи, в большое кафе с застекленной верандой, мы пришли за час до назначенного времени. Ив был уже там. Жаль, что я не могу описать его появление. Мне он показался чрезвычайно элегантным. Одетый в льняной костюм, в широкополой шляпе, он напоминал персонажа Фицджеральда. Ив быстро поблагодарил меня за организацию встречи; конечно, он торопился перейти к сути дела. Я отступил на несколько шагов, чтобы в этот незабываемый миг оставить их наедине.
Уже несколько дней мы с Мадлен были тесно связаны. Нас объединял мой замысел, а сейчас я оказался первым свидетелем ее эмоций. Эта женщина и этот мужчина смотрели друг на друга, не веря себе. Со слезами на глазах и необъятными улыбками. Сначала никто из них не смел коснуться другого. Кажется, именно это меня особенно растрогало: то, как оба, стоя лицом к лицу, застыли в ошеломлении.