— Ой, Макс… Не мучай меня, а? Я без тебя вконец запуталась.
— Тебя не поймешь. Сначала на Юлика бочку катишь, потом начинаешь его жалеть. И вообще… От ваших семейных историй заболеть можно. Что-то я ослаб совсем, даже голова закружилась.
— У тебя и впрямь вид больной… Ты не простудился, часом? — заботливо потянулась к нему через стол Жанна, ощупала лоб рукой. — Горячий вроде… А горло не болит?
— Болит… И глотать больно…
— Ну, я ж говорю, простудился! Надо было теплую куртку надевать!
— Да я же в машине…
— И тем не менее! Горе ты мое луковое! Иди ложись в постель, я тебе чаю с малиной принесу!
Макс ушел так быстро, будто был рад отвязаться от неприятного разговора. Жанна автоматически нажала на кнопку чайника, открыла холодильник, достала банку с вареньем. Вздохнула…
Неприятное ощущение от разговора засело в голове и никак не уходило. Наверное, зря она Максу обо всем рассказала. Кто за язык-то тянул?
А с другой стороны… вдруг Макс окажется прав, и Марик приберет квартиру к рукам? Что она знает о нем вообще? Как жил все эти годы, чем занимался? Да, она запомнила его добрым и покладистым, и глаза были хорошие, чистые такие, будто промытые изнутри… Но любой человек меняется со временем. Невозможно предугадать, что с ним стало, больше двадцати лет прошло!
А главное, Макс с такой злой интонацией говорил про эту квартиру… Будто напоминал, что здесь она на птичьих правах живет и что не мешало бы ей активнее наблюдать за потенциальным наследством. Хотя и неприятно об этом думать, но тут он прав, полностью прав. Надо держать руку на пульсе, наблюдать…
Да, зря она тогда маму послушалась и отказалась от своей доли. И в данном случае Максим прав. Теперь и думай, и бойся… А вдруг?!.
Не верилось до конца, что Жанна уедет. Не верилось, что оставит ее с Марком в квартире. Не должна была Жанна так поступить. По всем канонам и правилам не должна была. Потому что родная дочь, потому что воспитана по тем самым канонам и правилам, исключающим подобную эскападу. То, что можно простить сыну, нельзя простить дочери, потому что у дочери особые обязанности перед матерью. И Юлик был прав, когда пытался ей про эти обязанности объяснить.
Когда услышала из прихожей звук хлопнувшей за Жанной двери, с трудом проглотила ком, застрявший в горле. Уехала-таки. К этому, своему. Совсем голову потеряла! Бросила беспомощную мать ради этого своего! Променяла мать — на кого? На полное мужское ничтожество? Да и не в самом ничтожестве дело, если уж на то пошло. Как Жанна посмела, вот что досадно! Не обидно, а именно досадно! Никогда такой досады не испытывала, разъедающей внутренности, как серная кислота.
Наверное, в такие минуты матери проклинают своих детей. Или не проклинают, но еще надеются на что-то, вдруг дитя опомнится, устыдится, схватится за голову… Вспомнит, что мать — это святое. Та самая мать, которая всю жизнь положила, чтобы из дитя человека вылепить.
Ей показалось, что звонок, прозвучавший в прихожей через пятнадцать минут, был спасением. Жанна, дочь! Елена Максимовна опомнилась, устыдилась. Вернулась-таки!
Приподнялась на подушках, вслушалась в голоса, звучавшие в прихожей.
Это была не Жанна. Голос из прихожей был Валечкин — всего лишь. Наверное, ей Марк открыл.
Было слышно, как они курлыкают удивленными возгласами — Валечка на высокой ноте, а Марк бубнит сдержанно и, как ей показалось, весьма осторожно. Наверное, ему не понравилось, что Валечка зашла. Зачем ему присутствие Валечки? Лишний свидетель.
И сама испугалась своей мысли — свидетель чего? Не думает же она, что Марк и в самом деле хочет ее убить? Если бы хотел, не приволок бы всю семью, по-другому бы как-то рассчитался. Но кто его знает, чего он хочет! Зачем-то же остался в квартире, внял Жанниным просьбам! Ох, Жанна… Уму материнскому непостижимо, что ты делаешь.
В дверях показалась Валечка — лицо розовое от неожиданности, глаза горят огнем удивления. И такая радостная улыбка на губах, что неловко даже. Чему радуешься, дурища?
— А я Марка совсем не узнала, Елена Максимовна… Так изменился! А он меня сразу узнал. Здравствуй, говорит, Валюша, сколько лет, сколько зим. Надо же, какая встреча! Мы же с Марком в одной школе учились, в параллельных классах.
И, повернувшись к Марку, спросила быстро:
— Помнишь?
— Конечно, помню, Валюш. Ты с Аркашкой Леоновым из нашего класса дружила. Помню, как вы ходили все время взявшись за руки. Он смешной такой был, добрый и неуклюжий, а ты, наоборот, девушка боевая, чуть ли не в драку лезла, когда его обижали. Кстати, где он сейчас, не знаешь?
— Отчего же не знать? Знаю! Я за него замуж вышла, Марк! Аркашка ко мне переехал, так что скоро его увидишь. Он все такой же, добрый и неуклюжий, и я ужасно с ним счастлива.
— Ух ты… Молодец! Значит, все успела! Я рад за тебя, Валечка.