Не снимая сапог, Копл растянулся на койке, покрытой только что выстиранным покрывалом, и стал смотреть, как опускаются ранние зимние сумерки. Его взгляд упал на нож. «Может, перерезать себе горло? — подумал он. — Теперь ведь мне все равно». Он закрыл глаза. На улице стояла непривычная тишина. Какая-то тайная сила гнала его отсюда, уничтожала все его дела, вырывала из семьи, отрывала от друзей. Как же это могло произойти? Мадам Голдсобер ни разу про свадьбу даже словом не обмолвилась. Он повернулся к стене. Вошла Башеле, слышно было, как она ходит по комнате, зажигает свет, возится с горшками. Как потрескивает огонь в плите, закипает в чайнике вода. Вода закипела и, зашипев, выплеснулась на железную поверхность плиты. Вошла, прихрамывая, Иппе и что-то сказала шепотом матери. «Вот и покойник точно так же все это слышит, — подумалось Коплу, — когда лежит дома в ожидании похорон».
Глава шестая
Молельный дом в Бялодревне был пуст. Из-за войны евреи в этом году не собрались на молитву — даже на Шабес, попадающий на Хануку. На неделе в молельном доме не собиралось и десяти человек — минимальное число для молитвы. Синагогальный служка, он же казначей раввина, Исроэл-Эли, остался без копейки. Денег же требовали все — бакалейщик, мясник, торговец рыбой, булочник, служанка. Исроэл-Эли пришел к ребе поделиться своим горем. Ребе повел его в комнаты своей покойной жены, запертые уже много лет. Мебель на солнце покоробилась, обои висели клочьями. Под потолком видна была паутина. Из трещин в полу выползали белые черви. Ребе откинул крышку секретера. Внутри были кольца, золотые булавки, брошь, фигурка из слоновой кости, что-то еще. Ребе взял в руки жемчужное ожерелье.
— Возьми его и продай, — сказал он.
— Ее драгоценности? Упаси Бог!
— Зачем мне они? Жениться во второй раз я не собираюсь.
— Может, Гина-Генендл покается и…
— Тот, кто падает в пропасть, обратно не поднимается.
Исроэл-Эли отвез жемчужное ожерелье в Варшаву и заложил его за двести рублей. Перед отъездом он побывал у нескольких богатых бялодревненских хасидов. Все они задавали ему один и тот же вопрос: почему ребе не уезжает из этих опасных мест? Другие хасидские ребе из Амшинова, Радзимина, Пулава, Стрикова, Ново-Минска уже давно обосновались в Варшаве. Исроэл-Эли вернулся в Бялодревну и расплатился с кредиторами. Ребе же, как видно, выбросил эту историю из головы, он даже не спросил Исроэла-Эли, где тот был, не потребовал отчета.
Он ходил по комнате взад-вперед. Редкая его борода поседела, глаза же были, как у молодого, — живые и проницательные. Он подошел к окну и выглянул во двор.
— Исроэл-Эли, — сказал он, — будь добр, попроси зайти реб Мойше-Габриэла.
Исроэл-Эли вышел. Ребе продолжал смотреть в окно. Фруктовые деревья в саду стоят голые, ветки покрыты снегом. На снегу следы птиц. И тут он вспомнил про призраков, у которых, согласно Талмуду, ноги были птичьи. А надо всем вздымалось небо с разорванными облаками, сквозь которые пробивались снопы яркого света.
— Вы посылали за мной, ребе?
— Да, Мойше-Габриэл. Я хотел бы знать, что нас ждет.
Мойше-Габриэл коснулся своего широкого пояса, ермолки, вьющихся пейсов.
— Если бы знать.
— Что же нам делать? Реб Мойше-Габриэл, научи меня, как быть евреем.
— Мне ли учить ребе?
— Не скромничай. Где обрести мне веру?
Мойше-Габриэл побледнел.
— Нужна не вера.
— Что же, в таком случае?
— Достаточно сказать один из псалмов.
— Скажи, я слушаю.
— Ашрей о-иш ашер лой олах…
— Переведи, реб Мойше-Габриэл. Я простой человек.
И Мойше-Габриэл прочел псалом, переводя на идиш фразу за фразой:
«Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не сидит в собрании развратителей, но в законе Господа воля его, и о законе Его размышляет он день и ночь. И будет он как дерево, посаженное при потоках вод, которое приносит плод свой во время свое, и лист которого не вянет; и во всем, что он ни делает, успеет»[11]
.Ребе, насупившись, прислушивался к каждому слову.
— И что же он имел в виду, этот псалмопевец?
— Только то, что сказал.
— У тебя хорошая и простая вера, реб Мойше-Габриэл. Я завидую тебе.
Долгое время ребе молчал. Он закрыл глаза и провел рукой по своему высокому лбу. Видно было, как пульсируют сосуды на висках. Он опять принялся ходить из угла в угол с закрытыми глазами.
— А что следует делать после чтения псалмов?
— Изучить главу из Мишны.
— А что делать ночью?
— Спать.
— А какой смысл в сне?
— Он необходим.
— Ты стал буквоедом, реб Мойше-Габриэл.
— Иного пути нет.
— Ты прав, реб Мойше-Габриэл. Всевышний не требует от нас слишком многого. Стих псалма и главу Мишны. Он не ждет, чтобы мы рассказали Ему, как править миром. Это Он знает Сам.