Не отрываясь от создания «шедевра», бубнит мужчина. Я издаю стон, и закрываю глаза. Значит, американец всё же нашёл возможность творить в нужной комнате, окна которой выходят на восток. А всё потому, что я забыла закрыть дверь на ключ, как это сделал накануне Полонский. И мы его нисколько не смущаем.
– Вот видишь, мой муж уже вовсю работает, в отличие от тебя!
Ангелина посылает в меня заряд отрицательной энергии, и аккуратно перешагнув через брата, подходит к супругу.
Я со стоном опускаю голову на кровать. Господи, это когда-нибудь закончится? Я живу, словно в сумасшедшем доме!
– Итен, я могу попросить вас отвернуться?
– Зачем?
– Я хочу встать с кровати и переодеться.
– Ради Бога, вы мне не мешаете!
Я с изумлением смотрю на художника. Он что, издевается надо мной? Или, и вправду не понимает, что мешает ОН мне?
– Ты стесняешься?
Ангелина с сарказмом смотрит на меня, аккуратно выбирающуюся из-под одеяла.
– Не волнуйся, Итен не любит женщин подобного типажа. Ему нравятся более рослые девушки, типа меня.
Вспыхиваю, как спичка, и сжимаю руки в кулаки. За неимением более сильного оппонента, Ангелина решила переключиться на меня в своей травле? По-моему, постоянные ссоры с Максимом Дмитриевичем её очень забавляют, раз даже сейчас она не в состоянии говорить спокойно.
– Чудесно. Я так и думала. Мистер Дэвис – очень умный мужчина, ему бы со мной было слегка скучно. А уверенным он себя чувствует только с глупышками вроде тебя!
Сестра хоккеиста моментально краснеет, и начинает глотать ртом воздух, но я уже, выпрыгнув из кровати, несусь в ванную комнату. Пока умоюсь и приму душ. Ангелина, глядишь, за это время придёт в себя.
По пути хватаю с белоснежной софы свою одежду, и запираюсь в ванной. Может быть, это и трусливо, но продолжать словесную перепалку с сестрой хоккеиста мне абсолютно не хочется.
Совершив нехитрый банные процедуры, я с опаской выглядываю из ванной, и удивлённо оглядываю комнату. На кровати, уставший и помятый, сидит хоккеист, тупо уставившись в одну точку. Рядом с ним, уперев руки в бока, стоит красная от злости сестрица, и выговаривает ему громким голосом:
– Ты что, с ума сошёл? Тебе через четыре часа нужно быть на тренировке! Посмотри, в каком ты виде!
– Всё нормально.
– Нормально? Это ещё бабуля тебя не видела! Что бы она тебе сказала? Уж точно бы расстроилась!
Я наваливаюсь на дверь ванной, она неожиданно распахивается, и я вываливаюсь в спальню, приземляясь при этом на колени. Ох, в последнее время мои ноги меня что-то совсем не держат – я всё время валяюсь.
Ангелина при этом хмурится, и сочувственно качает головой. Очевидно, она уже сменила гнев на милость ко мне и даже решила посочувствовать «невесте» своего брата.
– А бедняжка Лиза? Ты о ней подумал?
– Маргарита!
Американец тут же оживает, потрясая в воздухе тюбиком с фиолетовой краской.
– Ах, да. А бедняжка Маргарита? Она полночи не спала в ожидании тебя! А потом пыталась ещё затащить в кровать твоё бездыханное тело!
Полонский хмурится и с сомнением смотрит на меня. Интересно, он помнит, что произошло вчера вечером? А Ангелина тоже хорошо! Видно, она уже позабыла, как ещё каких-то двадцать минут назад с удовольствием цеплялась ко мне. А сейчас она уже называет меня «бедняжкой» и рьяно защищает, упрекая хоккеиста.
– Сейчас я приду в себя, хватит визжать.
– А кто ещё научит тебя уму-разуму, как не сестра?
– Отстань, вот прицепилась.
Максим Дмитриевич встаёт с кровати, и хватается за голову, слегка постанывая. Ангелина коршуном набрасывается на него, и заходится в очередном витке скандала:
– Вот видишь! У тебя ещё и голова болит!
– Вот иди и принеси мне таблетку.
– И не подумаю! Пусть тебе будет плохо!
Я быстро завязываю на голове «хвост», и спешу к двери – скандалы этой парочки мне осточертели до безобразия, сил нет уже их слушать. Видимо, американец придерживается этого же мнения. Потому как он вскакивает с кресла, и, тряся в воздухе испачканным листом бумаги, заявляет:
– Ну вот, посмотрите, что вы наделали!
– Что?
Ангелина с недоумением смотрит на супруга, и прикрывает рот рукой. Даже я притормаживаю у двери, чтобы увидеть этот таинственный амулет, который должен уберечь хоккеиста от травмы спины.
– Амулет Максимилиана! Он испорчен!
Художник в изнеможении опускается назад в кресло, держа на вытянутой руке свой «шедевр», который он старательно ваял всё утро. Его жена подскакивает к нему, и падает на колени перед мужчиной.
– О, нет! Ты не шутишь?
– Нет! Смотри же, что вы натворили! Всё утро я старательно создавал этот амулет, а потом вы, своими постоянными скандалами, призвали в комнату энергию ша, и вот что вышло!
Он картинно поднимает руку вверх, и я вижу что-то чёрно-фиолетовое, колючкообразное. Как будто на лист бумаги какими-то лесными ягодами вырвало ёжика.
– Амулет не рабочий, всё пропало!
Я машу рукой на эту странную парочку, кидаю сочувствующий взгляд на Полонского, который пробирается в ванную, и выскальзываю за дверь. Хватит, надоело. Меня ждёт сыночек. Он, наверняка, уже проснулся и проголодался.