Семья (не) на один год

...того, что случилось позже, удалось бы избежать.

* * *

Обычно я легко переносила перелеты. Иногда даже казалось, что время над облаками бежало быстрее, чем на земле. Но в этот раз один час длился словно пять.

Как ни уговаривала себя, подремать я так и не смогла. Книгу, которую прихватила перед выходом, так и не открыла.

Мысли о фонде и волнение вытянули последние силы. Все, чего хотелось, — поскорее сойти с борта и сесть в машину.

Когда до посадки осталось минут пятнадцать, это желание начало жечь изнутри. Будто подхватила какую-то болезнь, я чувствовала жар, а во рту все пересохло, как в пустыне.

Нужно было лишь немного потерпеть. Не суетиться. Не дергаться. Но как по заказу рядом оказалась тележка стюардессы, и фраза «Можно мне воды?» сама сорвалась с губ.

Вожделенный стаканчик появился перед глазами буквально спустя два вдоха.

Дальше все полетело словно на ускоренной перемотке в фильме.

Только выпив воду до дна, я заметила, что стюардесса отвлеклась на другого пассажира, а девушка, которая меня обслужила, походила на нее лишь белой рубашкой.

На миг в голове возникла тревога. Захотелось окликнуть настоящую стюардессу, но язык почему-то онемел, и все мысли превратились в кашу.

Как во сне я наблюдала за приземлением. Словно инвалид, позволяла какому-то мужчине помогать мне выйти из самолета. И, с трудом передвигая ногами, шла с ним дальше.

После, как в тумане, были серые коридоры, реки людей и чужие лица. Уже знакомая девушка, та самая, что подала воду, рылась в моей сумочке. Перед глазами мелькал заграничный паспорт. И снова впереди маячил самолет.

Издали он казался игрушечным, маленьким. Я не хотела приближаться к нему и вроде бы даже пыталась вырваться из крепких объятий своего спутника. Но ноги слушались плохо. Язык не ворочался. А посторонние вместо помощи брезгливо отворачивались или смотрели на меня со снисходительными улыбками.

Словно запертая в собственном безвольном теле, я ничего не могла сделать. Наблюдала за всем безучастно. Отчаянно пыталась уцепиться за обрывки мыслей. А когда оказалась на борту небольшого частного самолета, всего на несколько секунд закрыла глаза... и уснула.

— Красавица! Спящая! Подъем, мы скоро приземлимся.

Мужской голос ворвался в сон так внезапно, что я дернулась. Затылок ударился о мягкое изголовье, и шею опалило болью.

— Не так резко! Спокойно, дорогая. Береги свою красивую голову.

Филипп поправил на мне ремень безопасности. Поцокал языком. И словно действительно хотел успокоить, погладил по щеке. Вроде бы так, как раньше, но все же не так.

— Ты! — первое слово далось мне с огромным трудом. Язык и губы все еще были как после заморозки, но злость заставляла ломать себя.

— Узнала. Значит, сознание ясное. — Филипп оскалил зубы в улыбке. — Это замечательно.

— Ты... Укра-ал ме-ня.

Я снова дернулась. Хотелось дотянуться до этого гада. Ударить. Но он вовремя отшатнулся в сторону.

— В некоторых странах есть славная традиция — красть невесту перед свадьбой. Очень романтично! Будем считать, у нас именно такая кража.

— Ты не имел пра-ва!

— Милая, мы обручены. Или одна ночь в постели с бывшим мужем заставила тебя все забыть?

Внезапно Филипп стал серьезным. Чужим!

Я видела перед собой знакомое лицо. Те же глаза, что были у моего жениха. Те же губы и нос. Но сейчас это был незнакомец.

Во взгляде Филиппа не осталось и тени доброты. В чертах лица появилось что-то неуловимо хищное. В движениях — резкость.

Даже просто смотреть на него настоящего, без маски спасителя, было неприятно.

— Как ты узнал? — Я вжалась в спинку сиденья, словно хотела защититься.

— Это было слишком предсказуемо. — Филипп равнодушно отмахнулся. — На самом деле я удивлен, что вы не сблизились раньше. Вам ведь никто не мешал. Я лишний раз не беспокоил. Устраивал вам встречи. Был вашим Купидоном! Ты хоть сама можешь мне ответить, чего вы ждали?

— Ты...

С даром речи у меня и до этого момента были проблемы, а сейчас он вообще пропал.

Благодаря Никите, я теперь знала, кем на самом деле являлся мой жених. Мошенником. Но какой смысл таился в сводничестве? Какую еще цель, кроме платежа за оборудование, преследовал этот человек?

— Да, милая? — Фурнье демонстративно повернулся ко мне ухом.

— Зачем тебе это было нужно? — выдавила я из себя.

— Вариант с сочувствием подойдет? — Он даже не пытался изобразить искренность. Откровенно смеялся надо мной.

— Зачем?!

— Ты была такой одинокой, несчастной. Никого не подпускала к себе. Берегла, будто ждала одного-единственного. Святая невинность!

— Пожалуйста, объясни...

От волнения все обидные слова пролетели мимо ушей.

— Эх, а я так надеялся, что мой вариант тебе понравится. Он такой благородный. Почти как твой Лаевский.

— Ты чего-то хочешь от Никиты! — озарило меня.

— В идеале я бы хотел, чтобы он отправился туда же, куда из-за его расследования отправился мой хороший друг.

Ничего не понимая, я нахмурилась.

— На тот свет, — не стал томить ожиданием Филипп. — Но я умею быть скромным в своих запросах. Поэтому готов ограничиться деньгами.