Френ собиралась пропустить визит к врачу спустя шесть недель после родов, но заставила себя пойти. После рождения Рози она старательно посещала врача, поэтому решила, что должна сделать то же самое после Авы, даже если ей нечего было рассказать. В ее беременностях не было почти ничего особенного, они были более или менее нормальными. Обычная утренняя тошнота, небольшая изжога. У нее ни разу не было тех пугающих периодов, когда она не чувствовала движения ребенка, ее не волновало то, что она может съесть что-то потенциально вредное. Все было нормально. Кроме, пожалуй, ее душевного состояния.
В приемной сидели еще три женщины, все с большими животами. Две из них уставились на Аву, а другая (очевидно, уже мать) сосредоточилась на своем журнале. (Френ не обиделась на это. Когда у тебя самой дети, ты не тратишь свободное время на то, чтобы смотреть на чужих.)
– Френ, – сказал доктор Прайс, появляясь в дверях своего кабинета. – Входите.
Френ собрала свою сумочку и детское сиденье и зашаркала в кабинет.
– Привет, – сказал он, садясь за стол. – Рад вас видеть.
– Я тоже рада вас видеть, – сказала Френ.
Это была правда. В докторе Прайсе было что-то такое, что всегда успокаивало ее. И она хотела почувствовать себя спокойно хотя бы на несколько минут. Несмотря на решение оставить прошлое в прошлом и двигаться вперед с Найджелом, она чувствовала, что ошибки все равно будут преследовать ее.
У доктора Прайса были седые волосы и очки, сидевшие на кончике носа, любовь к клетчатым рубашкам с короткими рукавами и хлопчатобумажным брюкам. Во ходе визитов во время первой беременности они проводили большую часть приема, обсуждая самые разные вопросы, кроме самой беременности. Штраф за парковку, который оспаривала его девятнадцатилетняя дочь, недавний отпуск Френ на Бали, его возмущение по поводу пяти долларов за чашку кофе («грабеж средь бела дня»). Но во время второй беременности доктор Прайс стал более серьезным. Он начал задавать вопросы о здоровье, спрашивал, хорошо ли она себя чувствует, следит ли за собой. Это было приятно и в то же время неудобно. Как будто он видел то, что она не хотела, чтобы он видел.
Сегодня, когда он сидел перед ней, Френ поняла, что не может встретиться с ним взглядом.
– Итак. Как прошли первые недели?
– Прекрасно, – сказала она.
– Много спите?
– Кто-нибудь когда-нибудь отвечал «да» на этот вопрос?
– Только отцы. Как кровотечение?
– Прекратилось.
– Хорошо. И никаких проблем… ни с чем?
– Нет.
С минуту он молчал.
– Френ?
– М-м-м?
– Вы не смотрите на меня.
Он был прав. Она сосредоточилась на пятне на стене справа от его головы. Френ заставила себя посмотреть на него и заметила, что его глаза были поразительно голубыми.
– Настроение в целом сниженное?
– Да, – ответила она.
– Необъяснимые приступы раздражения?
– Не совсем необъяснимые.
– Есть проблемы со сном?
– Да. Моя новорожденная об этом заботится.
– Вам кто-нибудь помогает? Семья?
Френ пожала плечами. Ее мать, отец и брат были в Сиднее и жили своей собственной жизнью, будучи
– Ладно, Френ, прозвучит драматично, но я хочу, чтобы вы были откровенны. Вы обдумывали или планировали самоубийство? У вас были мысли причинить вред Аве?
Вопрос поставил ее в тупик. У кого есть
– Нет.
Она
– Но я все же хочу у вас кое о чем спросить, – сказала Френ.
– Да? – Он снова снял очки. – Что такое?
– Можно ли узнать, является ли ваш муж отцом вашего ребенка, без его ведома?
23. Френ