Семья Рутенберг. Семейная хроника

праздника. Утром приехал из Смоленска зять Хозяина. Поздра-

вил, вручил подарок от фирмы: серебряные часы «Лонжин»

с эмалевыми лилиями на крышке. Дорогие часы, хорошая

память.

А к вечеру во дворе был накрыт длинный стол под яблоней.

Собрались друзья, родные, сослуживцы. Исачек сосчитал: 52

человека.

Справа от именинника управляющий лесопилки, слева

сам раввин, рэб Залман. Потом Семен Варфоломеич, механик,

дальше шли свои: Хасины, Рисины, Рабиновичи, Лавины

Семья

7

Нойманы. Ельня городок маленький. Все друг друга знают,

а уж евреи тем более.

Ельня и не входила в «черту оседлости», однако за послед-

ние пятнадцать лет «наших» в ней набралось довольно много.

Не так сложно было сдать в губернской ремесленной управе

экзамен, а ремесленникам давали вид на жительство.

Голда Исаковна постаралась. Угощенье получилось на славу.

Говорят, в столицах голодно. Не дай Бог, хлеба не купишь.

А в Ельне жить можно. В широких блюдах красуется «гефилте

фиш» — фаршированная щука. Жареные гуси, телячий холо-

дец, кисло-сладкое мясо. Да и выпивка хороша. В голове стола

бутылка настоящего, Шустовского коньяка. А дальше «моно-

полька» — казенная, довоенная водка. Три года идет война, три

года в России сухой закон, ни в одной лавочке водку открыто не

купишь. Так то открыто.

Но не богатым столом гордится Голда Исаковна. Главная

гордость и её, и Арона Яковлевича — дети. Нынче все в сборе,

все за столом.

Фасонит несмотря на жару не снимает тужурки с погончи-

ками Императорского Горного института и форменной фураж-

ки с «молоточками», старший, Абрам.

Совсем недавно для того, что бы попасть в стены старей-

шего в России Горного института, еврей должен был пройти

жестокие ограничения крохотной процентной нормы. Но, слава

Богу, революция в марте 1917 года отменила все запреты. Теперь

наши могут свободно жить по всей России и учиться в лучших

университетах. Абрам одним из первых воспользовался этой

возможностью. Ему было проще. Он успел окончить политех-

никум в Саратове ( туда евреев брали), и работал на Путиловском

заводе.

Рядом с ним Рейзл. Красавица! Ельнинскую гимназию кон-

чила с золотой медалью. Нынче на курсах медсестер в Смолен-

ске. Скоро она по праву оденет белоснежную с красным крестом

шапочку сестры милосердия. А там, даст Бог, и университет

впереди. Станет врачом!

Напротив — Яша. Тоже хорош парень. И умница. В гимна-

зии у Яши одни пятерки, а учительница французского языка,

8

1917 – 1925 годы

Генриета Францевна, особо хвалит его прекрасное парижское

произношение. Беда, связался в последнее время с этими огол-

телыми «большевиками». И всего-то их в Ельне шесть человек,

а кричат на митингах громче всех: «Социалистическая револю-

ция!» За Яшу — страшно.

Бегает на кухню и обратно Циля. Вытянулась девочка за

последний год. Скоро тоже заневестится. А пока хлопочет, дает

матери посидеть спокойно.

И в конце длинного стола примостился младший, Исачек.

Тянет шею, поглядывает из-под очков. Математик говорит, что

у Исака необыкновенные способности, надо его отправить

в Москву, в столичный университет. Теперь нет процентной

нормы. Детям будет куда проще пробиваться в жизни.

Шумят гости. Говорят тосты, подкладывают в тарелки уго-

щение. Мойше Песин затянул застольную: «Ло мир ал иней-

нем» и все подхватили: — «Немен а биселе вайн» ( Давайте все

вместе, все вместе, возьмём немного вина).

Хорошо поют дети. У Розы серебряный голос, а Абраша может

спеть все партии из «Евгения Онегина», от начала и до конца.

Поют подряд, еврейские песни, русские, украинские. За «Ойфен

припечик» идет «Варяг», потом «Распрягайте хлопцы коней».

Тайком вытерла с глаза слезу Голда Исаковна: где-то идет во-

йна, люди гибнут в окопах, а у них пока, слава Богу, все живы.

Как-то сложится завтра?

Еврейское застолье — больше поют и шумят, чем пьют. Но

вот начали подниматься гости: пора и честь знать.

Арон Яковлевич тихонько тронул за руку поднявшегося

Раввина:

— Рэб Залман, не спешите.

Тот понял, сел. Остались за столом пятеро: родители, Абра-

ша с Розой и рэб Залман. Младшие дети моют посуду на кухне.

Раввин поправил очки в тонкой золотой оправе:

— Вас что-то тревожит, рэб Арон?

Рэб Залман еще молод. Тридцати нет. Но он из очень хоро-

шего рода. И дед его, и прадед были раввинами, славились пра-

ведностью. Рэб Залман не по годам умен, расудителен, внимате-

лен к людям. Не посрамит своих предков.

Семья

9

— Яша нас беспокоит, боюсь я за него, — сказала Голда Иса-

ковна. — Способный мальчик, да горяч очень. Как бы не сбился

с пути. Привязался к рыжему Хаиму. А тот ведь после фронта

стал совсем гоем. В синагогу не ходит. Трефное жрет.

— Худо, — кивнул рэб Залман. — Не то беда, что он веру

потерял. Сейчас трудное время, и многие уходят от веры пред-

ков. Он хоть выкрестом не стал. Плохо, что Хаим примкнул

к этим бешеным, к большевикам. Орет на митингах «Экспро-

приация экспроприаторов!». А ведь сказать по человечески, так