Как-то Моисей Абрамыч протянул сыну «Русское Слово»:
— Посмотри! Генерал Корнилов, согласился принять вер-
ховное командование, но с условиями.
— Интересно! Что же он требует? — Давид развернул газету
и прочёл вслух:
«
— Серьёзно! Генерал берет быка за рога. Впустую. Керен-
ский никогда не даст ему таких полномочий. Если и посулит,
то обманет. Да и исполком совдепа ему не позволит. Они все
пасуют перед большевиками. .
— Может быть, Корнилов и добьется чего-нибудь. Военный
министр, Савинков его поддерживает. Да и ситуация на фрон-
те тяжелая. Если немцы начнут наступление под Ригой, поло-
жение министра-председателя станет совсем плохим. Корни-
лов нужен. Вот только, не тянется ли прославленный генерал
в наши, российские Бонапарты?
16
1917 – 1925 годы
— Не думаю. Нынче у генерала Корнилова адъютантом —
мой друг и однокурсник Саша Долинский. Он его очень высо-
ко ставит. Боевой генерал. Судьба России для него куда важнее
собственной карьеры. Долинский человек умный и порядоч-
ный. Я ему верю.
— Тогда дай Бог удачи Корнилову. Волевой и умный чело-
век наверху сейчас нужнее всего, — сказал Моисей Абрамович.
Этот разговор запомнился. Абрам, как ни старался, не мог
разобраться в разноречивых мнениях газет. Где ложь, где прав-
да?Ровенские всегда знали намного больше, чем было в прессе.
Они как-то умели выделить главное. И, хоть и спорили до хри-
поты, в одном были согласны. Ни в грош не ставили Керенско-
го. «Трепло», «Болтун», «Опереточный премьер» — иначе его
и не называли.
* * *
В начале августа Шаляпин пел в Мариинке «Бориса Году-
нова». Старшие Ровенские слышали его в этой роли не один
раз, и уступили ложу «молодым».
Конечно, пошел и Абраша. В маленькой ложе набилось де-
вять человек — в основном подруги и приятели Мани. Давид,
как обычно, пришел с Жанной Гороховой, «прелестной Жан-
ной», миниатюрной красавицей, актрисой Александринки.
Абрам был потрясен. Никогда в жизни он не слышал ничего
подобного. Это была уже не опера, а что-то большее. В антракте
он остался в ложе. Не хотелось разбивать впечатление. Осталь-
ные пошли в буфет, Шаляпин им был не в новинку.
Антракт кончился. У вернувшегося Давида было странное
лицо. Абрам вышел с ним в аванложу и спросил тихонько:
— Что случилось, брат? Неприятности?
— Расскажу дома, — ответил Давид, — Вернемся. Начинают. .
Дома Давид сразу прошел в кабинет отца. Абраша — с ним.
— Послушай, папа! — сказал Давид, нервно закуривая па-
пиросу, — В фойе я встретил Сашу Долинского. Генерал Кор-
нилов в Петрограде. Вчера он на Совете министров доклады-
Семья
17
вал планы предстоящих операций. Так Керенский, а потом
Савинков тихонько сказали ему: «Будьте осторожны!» Пред-
ставляешь! Лавр Георгиевич вышел потрясенный до глубины
души. Неужели в Совете министров есть вражеские агенты?
— Думаю, что прямых агентов нет, — ответил Моисей Абра-
мович, отложив в сторону медицинский журнал. — А болтуны,
рассказывающие на исполкоме совета лишнее, к сожалению
есть.
— Кто же?
— Может быть, Чернов. Любит похвастать перед друзьями-
меньшевиками своей осведомленностью. И не понимает зна-
чение конфиденциальной информации. А от тех доходит
до большевиков...
— Неужто Ленин и вправду немецкий агент?
— Вряд ли он напрямую связан с Генштабом в Берлине.
Но на данном этапе его цели и цели немцев совпадают. И день-
ги большевики несомненно получают оттуда. Большие деньги.
Слышал такие фамилии: Парвус, Ганецкий, Евгения Сумен-
сон. Это цепочка… Прикинь, во что обошлись большевикам
за последние месяцы огромные тиражи газет и листовок? Мил-
лионы.
* * *
Маня почти всегда была центром шумной компании.
Музыканты, поэты, художники — все, конечно, гениальные,
хотя ещё и не признанные, толпились в её комнате, провожа-
ли и всячески добивались Маниного внимания.
Пробиться через эту свиту Абраше удавалось не всегда.
И когда он куда-то приглашал Маню, она приходила вдвоем-
втроем. Чаще всего её сопровождала ярко-рыжая, полная
хохотушка Вера. Как это Рива Шапиро стала Верой, Абрам
не понимал. Но видно, так принято было среди питерских
ассимилированных евреев. Они даже родного языка не знают!
Да ведь и тетю Лию все называли «Лизавета Семеновна».
В воскресенье сговорились поехать в Царское Село. Маня
опять пришла с Верой и с высоченным, широколицым юношей
18
1917 – 1925 годы
в студенческой тужурке. Он протянул Абраму огромную,
мужицкую лапу:
— Вознесенский Глеб. Студент-историк. Можно и попросту
— Глебушка.
Глеб оказался говоруном. Его басок был слышен во всем
вагоне. Но историю он знал прекрасно и о Царском Селе и его
обитателях рассказывал замечательно. Вернулись к ужину,
усталые и голодные.