Семя скошенных трав

На входе в портал, само собой, стоит фильтр — но ведь его не меняли четыре года… Нижний этаж обжили обитатели океана, сумевшие пробраться сквозь поры фильтра. Стены затянул налёт водорослей; на полу кое-где даже проросли молодые губки. Нам то и дело попадаются небольшие рыбки: видимо, они пробрались сквозь фильтр ещё мальками, а уже внутри нашей станции подросли на водорослях и всяческой крохотной живности, сделавшей воду мутной и зеленоватой. Бурый краб шарахается в тёмный угол от света. Но людей здесь точно не было: никаких следов их присутствия.

Автоматика, открывавшая портал дистанционно, не работает. Мы вручную отодвигаем фильтр, поднимаем ставень — и оказываемся в океане.

Здесь куда холоднее, чем в коридоре под скалой, зато фонарик совсем не нужен: океан освещает, пробиваясь сквозь толщу воды, ослепительное весеннее солнце. Мы отлично, в деталях, видим огород, который разбили наши братья и сёстры.

Огород зарос; роскошные багрянки — желейного и сахарного сорта — колышутся длиннейшими бурыми и красноватыми лентами, пряные «хвостики» превратились в целые «хвосты» и заглушили нежный ниточник. На шершавых валунах растёт что-то, очевидно, местное, необычное и очень красивое: фестончатые золотисто-зелёные слоевища. Рядом с самым большим камнем в грунт вбита пластиковая арка с привязанным шнуром; узлами, видимо, написано, как называется этот сорт и когда его собирать, но шнур зарос мелкими ракушками и дикими водорослями, и надпись уже не читается.

Чуть поодаль из дна торчат решётки, на которых обычно выращивают хэггову гриву — но они почти пусты: нашу гриву съел какой-то местный любитель водорослей, особенно богатых белком и йодом. Зато дно у решёток усеивают губки, а на скальной стене вокруг шлюза, ведущего в ангар, завелась громадная колония мидий. Лэнга отламывает ракушку и показывает мне: шедийские полосатые мидии, адаптированные нашими генетиками. Прижились, как дома.

Шлюз закрыт — я толкаю Лэнгу в плечо и щёлкаю: «Обломки и трупы?»

Лэнга фыркает, как нерпа: «Мы ещё не вошли».

Автоматика не работает; видимо, аварийная жилка сюда не дотягивается. Открыть шлюз снаружи мы не можем и пробираемся внутрь через причал. Выныриваем рядом с бортом катера: в ангаре по-прежнему есть воздух. Застоявшийся, пахнущий сыростью и гнилью — видимо, без присмотра забились вентиляционные ходы, а насосы уже давно никто не запускал — но это воздух, и мы рады: не хочется подниматься на поверхность. Правда, снова нужно включить фонарик — но это уже сущие мелочи.

Мы поднимаемся в ангар — и мой вечно хмурый брат сияет. Он даже обнимает меня от избытка чувств — чего с ним не случалось с тех пор, как у него начала пробиваться грива.

В причальной нише стоит маленькая экспедиционная субмарина; вряд ли она может нести больше десяти пассажиров, но аккумуляторы и запас прочности рассчитывали на длинные и глубокие рейсы.

— Вот он, транспорт! — говорит Лэнга самым счастливым тоном и гладит нос субмарины, ласково, как гладят живое. — Интересно, этот малёк несёт торпеды?

— Лэнга, уймись, — говорю я, невольно улыбаясь. — Нам не нужны торпеды, нам нужен катер.

— Катер нужен? Вот тебе катер! Вот тебе батискафы! Вот тебе глубинные исследовательские зонды! — упоённо говорит Лэнга, оглаживая борта техники, как бока дельфинов. — Нам бы ещё торпедоносец — и штиль бы лёг в моей душе.

— Нет тут торпед, — говорю я. — Никто не собирался вести военные действия в самом океане: никому это было не выгодно. Океан слишком ценен. Давай лучше посмотрим, можно ли запустить воздуховоды и насосы — и что тут можно сделать с освещением. Наверное, энергоблок в ангаре ещё цел?

— Торпед нет… — огорчается Лэнга и идёт вдоль ряда батискафов, висящих в воде, как поплавки. — Ладно, ладно… Ты мне лучше вот что скажи, брат… а почему большой рыбки нет?

— А ты уверен, что большая была? — спрашиваю я, удивившись. — Может, база была недоукомплектована. Или большая была в океане, когда началась бойня?

— Недоукомплектована… — бормочет Лэнга, рассматривая воду в причальном блоке. — Может, конечно, и недоукомплектована… А тогда вот это… что вот это такое?

Он встаёт на четвереньки, чтобы дотянуться до воды — и вытаскивает из неё что-то, похожее на длинную тёмную водоросль. Я нагибаюсь и свечу фонариком: это пластиковый шнур, привязанный к швартовочному кольцу. Шнур позеленел, покрылся склизким налётом всяческой океанской живности — но она не мешает рассмотреть несколько крупных узлов, в которые он завязан.

— Что за?.. — Лэнга стирает зелень. — Я подумал, что это записка, а это… Что это за глупость, Лоцман?

Я беру шнур у него из рук.

— Это не глупость, Парус, — говорю, рассматривая узлы. — Это и вправду записка. Только на Хыро такие узлы никто не вяжет. Это девчачьи секретики с Атолла.

— Что?! — поражается Лэнга.