Семья Зитаров, том 1

— На так что же? — засмеялась Сармите. — Почему бы тебе не снести? Какой ты чудак!

— Да, но я сказал, что их прислала ты, потому что ему приятнее получить их от тебя.

— Ах, вот ты какой? — Сармите, густо покраснев, погрозила Янке пальцем. — Погоди, я расскажу ему…

— Ради бога не делай этого. Если ты мне это обещаешь, я тебе что-то дам, — Янка показал письмо.

Сармите покраснела еще больше.

— А если это письмо опять дело твоих рук? — смеялась она.

— Честное слово, от него.

— Тебе теперь нельзя верить.

— Но я же тебе говорю. Да и потом, разве это мой почерк?

Добившись от Сармите обещания, что она будет молчать, Янка отдал ей письмо и убежал. Наконец-то все устроено, и маленький дипломат мог спокойно растянуться в кровати после тяжелых трудов.

«Все будет хорошо, — думал он, — я поступил правильно. Ведь я понимаю, что у них на уме. Они еще когда-нибудь поблагодарят меня…»

3

После шести недель, проведенных в госпитале, бедро Карла Зитара зажило. Прошел почти целый год, как он не видался с родными, трудный год солдата, проведенный в ученье и боях. Поэтому легко понять радость Карла, когда главный врач госпиталя предложил ему пойти в двухнедельный отпуск. Батальон стоял еще на Острове смерти, но, по слухам, скоро должен был отправиться на отдых вместе с другими латышскими батальонами, которые собирались переформировать в полки.

Кое-как, то с воинскими обозами, то на крестьянских подводах, а иногда и пешком, добирался молодой офицер домой. Свой багаж он оставил у знакомых, взяв с собой лишь самое необходимое. Стояла та летняя пора, когда по утрам море дымится и клубы тумана, переползая через поросшие соснами дюны, просачиваются на приморские луга.

Утром, примерно во время завтрака, Карл проходил мимо корчмы Силакрогс. Из конюшни доносились голоса солдат, но из семьи Мартына никого не было видно. С хуторов, спрятанных в белесом тумане, слышалось пение перекликающихся между собой петухов, где-то лаяла собака, с выгона доносилось мычанье коров и окрики пастуха. По ту сторону дюн тихо шумело море.

Карлу вспомнились утренние часы прежних лет, когда рыбаки возвращались домой с ночного промысла. Над морем стоит густой белесый туман, похожий на дым. Спокойная поверхность моря так тиха, что напоминает большой пруд. Равномерно вздымаются и опускаются в сильном взмахе весла, и где-то справа и слева слышатся голоса других рыбаков. Водная гладь, скрытая от глаз молочно-белой дымкой, живет невидимой жизнью. Но вот в одном месте мгла розовеет, озаряется сиянием. Сияние это постепенно ширится, и часть моря начинает светиться бледно-золотистым мягким светом: это восход солнца. Там восток, и рыбаки поворачивают свои нагруженные сетями лодки навстречу солнцу. С берега доносятся голоса встречающих: «Эй, наши, что ли?» И вот уже сквозь редеющие облака тумана можно различить силуэты дюн, неестественно увеличивающиеся вследствие рефракции. Все словно висит в воздухе, и фигуры людей на берегу кажутся доисторическими исполинами. «Эй, ребята, кто едет?»

…На лугу у реки звенят косы. Три белые фигуры, двигаясь наискосок шагах в десяти друг от друга, гонят прокосы в гору. Карл присел на камень и закурил. Все ближе и ближе косцы. Из тумана появляется сначала фигура отца, за ним идет Эрнест, а позади всех старый Криш остановился поточить косу. Они не замечают Карла. Вот прокос отца дошел до самой дороги. Старый Зитар остановился, выпрямил спину и тыльной стороной ладони смахивает со лба пот. До Карла доносится легкий вздох.

— Бог помочь, отец, — говорит Карл, вставая. — Хорошо берет коса? Помощники не требуются?

— Смотри-ка, наш воин вернулся! — капитан кладет косу на обочину дороги и, улыбаясь, направляется к сыну. Спокойно, как полагается мужчинам, пожимают они друг другу руки. Отец чихает и трет большим пальцем угол глаза. А Карл старается подавить радостную улыбку.

— Ну-ка, затянись солдатским дымком!..

Пока они курят, Эрнест докашивает до дороги, узнает брата, но не спешит приветствовать его. Он сначала вытирает пучком травы косу, точит ее и только тогда подходит и протягивает руку.

— Здорово, офицер! Вовремя явился — одним косцом больше. Только тебе этот френч придется оставлять дома, не то солдаты, проходя мимо, увидят, что их благородие заняты мужицкой работой.

Карл чувствует насмешку в голосе брата, но она его не задевает: Эрнест всегда был таким, неумелым на шутки.

Подходит Криш, и все садятся, курят. Говорят о сенокосе, рыбной ловле, об урожае яблок, но никто не спрашивает о главном: как Карл чувствует себя и как он воевал. Карлу понятно, почему этих вопросов не задают сейчас: они слишком значительны, чтобы о них можно было балагурить так, между прочим, на дороге. Нужно в тихий вечерний час собраться всей семьей дома за столом — и это будет похоже на маленький светлый праздник, где каждый почувствует, что в семью вернулся близкий, родной человек, принесший с собой отголоски далеких событий.

— Ну, шагай домой, мы скоро кончим, — говорит отец, берясь за косу.