Семья Зитаров, том 2

Он знал, что дома, где ему ничего не принадлежало, его не ждет счастье. Янка больше не строил никаких воздушных замков, не имел планов на будущее и научился смеяться над тем, что раньше могло его волновать до глубины души. Восторженность ранней юности развеялась. Янка знал: мечты — это одно, а действительность — совсем другое. Что-то было надломлено в нем. Янка чувствовал, что он уже не тот, каким был год или полтора назад, — и ему казалось, что начинается старость, хотя это были всего лишь признаки зрелости. Когда перед троицей тащили жребий, кому досрочно уволиться, Янка равнодушно направился к урне. Вытащит счастливый жребий — ладно, не вытащит — останется в полку до осени. Он не понимал волнения товарищей. Некоторые из них краснели, бледнели, покрывались холодным потом и разворачивали дрожащими пальцами роковую бумажку с таким видом, точно от этого зависела вся жизнь. Вытащив счастливый жребий, они не в силах были скрыть свой восторг, кидались друг другу на шею, плясали. А среди неудачников находились и такие, которые не стыдились плакать; некоторые глупцы думали даже о самоубийстве. И все это из-за каких-то трех дополнительных месяцев службы.

Янка вытащил счастливый жребий. Он мог отправляться на все четыре стороны. Фриц Силинь, которому тоже повезло, пригласил его с собой в город.

— Пойдем выпьем, старик прислал мне деньги.

Янка отказался. Когда он возвратился в свое отделение, на него уставились десять парней, стараясь по выражению лица догадаться, освобожден он или остается. Но лицо его было таким же, как всегда: равнодушным, вдумчивым, сдержанно-холодным.

— Господину капралу не повезло, — произнес кто-то.

— Нет, я вытащил счастливый жребий, — спокойно ответил Янка.

— Почему же вы не радуетесь? — удивились они.

— Я и не горюю, — ответил он.

После троицы Янка уехал. При прощании товарищи сказали:

— Напиши, как твои дела.

— Ладно, напишу, — пообещал он.

Но он не писал. Да ему никто бы и не ответил. Человеку не следует оглядываться назад — от этого только страдают. А мы все избегаем страданий. Когда-то одна женщина сказала Янке:

— На троицу мы ждем вас к себе и гости.

А в Иванов день там была свадьба.

В Риге Янка задержался на два дня. Он побывал в порту. Но в торговом флоте Латвии тогда было еще мало судов, работы не хватало даже старым морякам. Идти на дровяник у Янки не было ни малейшей охоты, а чтобы поступить в мореходное училище, нужно иметь двадцать месяцев морской практики и немного денег. У Янки не было ни того, ни другого.

На стоянке он нашел моторную лодку, которая привезла рыбу из его родного поселка. Когда рыбаки отправились в обратный путь, Янка поехал с ними.

2

День тихий, знойный. Море спокойно, как пруд. К северу от устья реки рыбаки тащат невод. Босиком, подвязав брюки ниже колен, Янка бредет по теплой воде. Зацепив пояс за веревку невода, он ложится всей тяжестью на широкую плетенку и пятится к берегу. В едином ритме кланяются фигуры восьми человек, и невод медленно выходит на берег. Тяжелый, монотонный труд, где не о чем думать, не о чем говорить. Только терпеливо пяться назад и считай куски невода, которые нужно вытащить на берег.

Какой-то парень небрежно зацепил пояс, и, когда он навалился на плетенку, она соскочила. Незадачливый рыбак навзничь упал в воду. Маленькое событие, много смеху, потому что больше не над чем смеяться.

— Один лосось в этом улове обеспечен, — сказали рыбаки.

— Да еще какой крупный.

— Поэтому давайте поживее, — торопил кормчий невода старый Витынь. — Скорей попадете на бал.

Было воскресенье. Вечером предполагалась вечеринка в старом помещичьем парке. Молодые парни только об этом и думали и тихонько ворчали на неугомонных пожилых рыбаков.

— Если вытащат лосося, захотят закинуть еще раз. Разве они когда-нибудь угомонятся.

Опять кто-то свалился в воду, и старый Витынь радостно сказал:

— Ну, будут два лосося… — говорилось это, конечно, по привычке, но он все-таки немного верил в приметы.

Зная суеверие Витыня, парни перемигнулись, и теперь чуть ли не ежеминутно кто-нибудь валился в воду, но всегда старался упасть так, чтобы забрызгать Витыня. Он радостно считал упавших и в предвкушении богатого улова даже раскраснелся весь. Семь, восемь, одиннадцать…

— Ничего не скажешь — такое славное течение. В прошлом году об эту пору мы вытащили полкалы. Один самец вытянул шестьдесят четыре фунта…

— Значит, на вечеринку не попадем… — вздохнул Рудис Сеглинь.

— Что у тебя там загорелось? — усмехнулся Витынь. — Возьмем выпивки и повеселимся здесь. Девушек хватает.