Семья Зитаров. Том 2

Приехавших из Бренгулей в этом лагере встретили как долгожданных родных. Здесь уже находились латыши из степей и из обширного горного края. Немного подальше от железной дороги, у реки, расположились литовцы и поляки. Местами слышалась эстонская речь. И совсем отдельно от других, на конце лагеря, устроились белорусы. Никто не знал, где находились они все эти годы, из каких медвежьих углов и горных ущелий выползли, но сейчас, словно перелетные птицы осенью, спешили они сюда. Степные хлебопашцы и новоселы из тайги, лесорубы из непролазной чащи векового леса и смолокуры, горные охотники и сборщики хмеля, ремесленники из больших сел и батраки, работавшие у степных кулаков за кусок хлеба, — все съехались сюда, в этот большой лагерь, и с нетерпением ждали того дня, когда паровой конь повезет их назад, на далекую родину. Некоторые заявились сюда две недели тому назад, надеясь уехать с первым эшелоном, другие только что прибыли. Каждый день в лагере появлялись все новые и новые лица.

Жители Бренгулей составляли самую большую группу в лагере и поселились вместе, почти в таком же порядке, как жили в тайге. Приехавшие раньше занимали рядом места своим запоздавшим соседям и не пускали чужих; да никто и не пытался их утеснить: в лесу было достаточно просторно.

Янка Зитар пытался узнать, приехали ли сюда латыши, жившие в горах, но бренгульские жители ничего не знали об этом, а обойти лагерь не было времени: надо было немедленно строить шалаш — убежище на ночь. Парни взяли топоры и отправились в лес. Скоро они, притащив громадные, пахнущие хвоей охапки, натесали кольев и поставили каркас шалаша. Эрнест со старым Парупом выкопали яму для очага, выложили ее камнями и вбили по бокам козлы. Дети собирали сучья и шишки, женщины распаковывали еду и приготовляли посуду. Над сосновым бором уже засияли первые звезды, когда переселенцы, завесив вход в шалаши мешками и попонами, уселись вокруг костра поужинать.

Карл Зитар оценивающим взглядом осмотрел дырявую крышу шалаша — сквозь ветви просвечивали звезды.

— Ничего не поделаешь, какой есть. Надо бы закрыть камышом.

— Сегодня ночью дождя не будет, — сказал Янка. — Завтра принесем камыш.

Шалаш Зитаров находился в центре. В нескольких шагах от них расположились Парупы, по ту сторону костра — Силинь и Весман, а немного дальше оставалось свободное место: оно предназначалось для Бренгулиса, который должен был приехать через несколько дней. Вдова Зариене провела первую ночь под открытым небом, потому что Эрнесту некогда было построить ей шалаш, а сама она не умела.

Поужинав, Янка обошел все костры лагеря, надеясь услышать о Ниедрах, но везде были незнакомые люди, и Янка стеснялся расспрашивать их. Ничего не выяснив, он вернулся к своему шалашу и уселся возле догорающего костра. Дети и старики уже спали, только молодежь, возбужденная переездом, продолжала болтать, собравшись в кружок. Всем было хорошо, все щебетали, как птицы. Янке было грустно, сердце сжималось в предчувствии большой беды. Неужели ему больше не увидеть Лауры? Здесь в лесу ее не было…

На следующее утро лагерь проснулся рано. Сразу же задымили костры. Мужчины отправились на станцию за водой. Поднялся гомон, суетня. Беженцы отбирали вещи, которые надо снести на рынок. Приехавшие накануне приготовляли документы, чтобы зарегистрироваться в эвакуационном отделе.

«Сегодня или никогда», — решил Янка, без аппетита жуя пищу. Он с нетерпением ожидал момента, когда можно будет пойти в город. В «эваке» должны знать о ранее приехавших латышах. Если и там не окажется никаких сведений о Ниедрах, тогда совершенно ясно, что они остались на хуторе и в Латвию не поедут. Сегодня или никогда!..

Противный Эрнест! Подумаешь, какой хозяин нашелся! И чего его нелегкая дернула за язык.

— Янка… — заявил он во время завтрака. — Янка может сходить к реке и нарезать камыш для шалаша. А в «эваке» мы вдвоем справимся — всем там нечего делать.

У Янки даже губы задрожали.

— Почему это я должен резать камыш, оставайся ты… — огрызнулся он с такой злобой, что все с удивлением посмотрели на него. — Я свою долю нарежу потом, а сейчас оставь меня в покое.

— Смотри ты, какой уксус! — уставился на брата Эрнест. — Что у тебя там, в городе загорелось?

— Не твое дело.

По ту сторону костра сидело за чаем семейство Парупов. Айя с кажущимся равнодушием уставилась в землю. Но Янка знал: она слышит каждое слово и единственная из всех понимает, куда он спешит. Не поев как следует, он поднялся и ушел в шалаш. Янка никак не мог успокоиться. Эрнест… олух этакий…