На грязном столе напротив дверного проема покоился контейнер из силиконового полимера длиной два фута, окруженный охладительной аппаратурой профессора Жукера.
Закрыв дверь, я пересек помещение.
— Как ты сегодня, Джек? — спросил я.
Последовала заметная пауза, и наконец из динамика, присоединенного к канистре, раздался усталый голос.
— Не жалуюсь, Роберт, — обреченно проговорил он.
Братец Джек, а чего только я ни пережил рядом с тобой!
Мы были вместе с дня нашего рождения, Джек и я. Я появился на свет первым, а Джек неуклюже протолкался следом. По крайней мере, так мне нравилось думать.
Вероятно, я ему даже руку протянул. С тех пор я все время оглядывался через плечо и помогал ему выбраться из передряг.
Без передряг твоя жизнь немыслима, не так ли, Джек? Это в твоей натуре — влезать во всякие хлопоты. Сомнительное предприятие, занятие, чреватое компрометацией репутации, щекотливая ситуация — ты кидался туда без промедления, ни с кем не считаясь. Потому-то у тебя и по сотне врагов на каждом обитаемом мире.
Не хочу сказать, что ты это нарочно. У тебя просто натура такая; ты не устоишь перед соблазном кого-то околпачить. Но почему, блин, почему, Джек, ты раз за разом влезаешь в неприятности, когда ежу понятно, чем для тебя завершится это дело?
Я тут не исключение; в общем-то за свою жизнь я приучился не реагировать на проделки Джека. Когда мы были детьми, он мог одолжить мой велик покататься на час и загнать его за несколько фунтов на другом конце города. Потом прятался от меня целыми днями, чтобы я не узнал. Он все время прятался в таких ситуациях. А несколько раз уводил моих девчонок у меня за спиной.
Я тогда впадал в бешенство. Но Джек неизменно выбирался сухим из воды: иногда он напоминал мне насекомое, способное увернуться от любой подошвы. Приемы его были весьма просты. Прятаться. Пропадать из виду. Рано или поздно это надоедает, и теряешь охоту ему мстить.
Когда мы выросли, то решили открыть свое дело и стали изыскателями.
Изыскатели — эдакие малость облагороженные галактические старьёвщики. Им всего-то и нужно, что корабль, чья-нибудь поддержка по деликатным вопросам да неизведанное направление полета. Конечно, допустимо и стрелять наудачу в темноте, но это жест отчаяния. Прилетаешь, обыскиваешь новое место, а по возвращении пробуешь продать то, что там нашлось. За информацию современная цивилизация платит дорого. Везунчикам удается сторговаться о концессии на добычу сырья. Чаще получается с прибылью продать научные данные, поэтому изыскатели предпочитают странные места. Во всяком случае, за исследование ранее неизвестного мира правительство отстегивает десять процентов.
Позвольте заметить теперь, в дополнение к предшествующим претензиям в адрес моего братца Джека, что мы никогда не были особенно удачливы. Галактика велика и слабо изучена, по ней рыщут тысячи фрилансеров-изыскателей. Как правило, они обладают определенными техническими навыками (освоенными на скорую руку), но формальной квалификации лишены. Профессионалы их обычно презирают. Если честно, такая жизнь и должна быть противна квалифицированному специалисту. Мы с Джеком — превосходные экземпляры: торговали всякой рухлядью и оборудованием, а постоянной работы найти не могли.
Наши отношения были такими, каких и можно ожидать от двух братьев, но, оглядываясь назад, я вспоминаю почти исключительно неприятные моменты.
Ты никогда не играл честно со мной, правда ведь, Джек? Это проявлялось даже в мелочах. В мелких сделках. Тебе случалось исчезать на пару недель, а потом я получал письмецо вроде:
Ну и так далее. Типичное послание. Признание в проступке, прослоенное нытьем и обещаниями на будущее. И все это ради каких-то пятисот фунтов или около того. Когда получалось с ним пересечься, он обычно говорил:
— Ну, Боб, я подумал, ты не будешь против. В конце концов, мы же братья.
Он оказывался прав. К тому моменту я уже выбросил происшествие из головы, хотя долг мне так никто и не вернул. В конце концов, мы же братьями