Семирамида. Золотая чаша

— Хорошо. Пусть командуют оба. Их нужно строго — настрого предупредить, чтобы никаких ссор, никакого шума. Пусть караван доберется до Евфрата и там укроется. Тебе нужно многое успеть, а времени в обрез. Ты видал, как Сарсехим целовал пятки Одноглазого. Вот также и мой отец будет лизать твои ноги. Но об этом никто не должен знать, кроме великого царя и твоего дяди. Пусть враги в Сирии тешатся надеждой на удар в спину, который нанесет Вавилон, когда полки грозного Салманасара выступят в поход. Пусть степь услышит тысячеголосое «ала — ала».

Нину некоторое время задумчиво молчал, потом неожиданно спросил.

— Что, если дядя откажет мне в согласии на брак с тобой? Он старший в роду.

Шами вздрогнула, потом прильнула к мужчине. Слезы выступили у нее, она нежно поцеловала Нину.

— Я не хочу расставаться с тобой. Не знаю, как я буду без тебя…

Нину судорожно обнял девицу, прижал ее голову к щеке. Шами жарко зашептала.

— Заступись за меня. Я всегда буду с тобой, но я так боюсь позора, любимый.

Она разрыдалась.

Лицо у Нину окаменело.

* * *

На следующий день Нинурта и Шаммурамат добрались до священного Ашшура — древнего города на берегу Тигра, родового гнезда ассирийцев.

Нинурта сразу поспешил к дяде, а Шами поместили на женской половине дворца наместника. Три семидневки Шами провела взаперти, под присмотром старенькой служанки родом с северных гор и пожилого, страдавшего неумеренной болтливостью евнуха. Новую подопечную он встретил доброжелательно и первым делом сообщил, что более всего на свете любит сказки. Известны ли госпоже какие-нибудь волшебные истории? Он охотно послушал бы и сам в свою очередь с радостью поделится тем, что знает.

Неуместность предложения навылет сразила Шами. Ей, лишенной роду и племени, тайно, без всякой защиты оказавшейся в чужом городе, о котором небезосновательно говорили, что лучше угодить в пасть крокодила, чем в логово безжалостных ассирийцев, самое время слушать сказки. Она уже готова была записать противного старикашку в число своих главных врагов, но, взглянув на его сморщенное личико, на доброжелательные, понимающие глазки, решила, что гневаться на евнуха, значит, обижать ребенка.

Стоит ли дразнить своих ангелов — хранителей, позволивших ей полакомиться чудом?

Сердце шепнуло — итог в твою пользу, и если за все в жизни приходится платить — так утверждал ее учитель в Вавилоне Набу-Эпир, — сказки можно считать самым легчайшим из наказаний, какое могли выдумать боги за доверчивость по отношению к ассирийскому бандиту и предосудительную потерю девственности.

Она ласково улыбнулась уроду.

— С какой же начнешь, Ишпакай?

— С самой занимательной и поучительной, царевна.

Шаммурамат обреченно кивнула, присела, устроилась на пятках и приготовилась слушать. Ишпакай проворно уселся напротив — тоже на пятки, затем с удовольствием потер руки и начал так.

— Дошло до меня, о прекрасная царевна, что в городе Дамаске проживал дровосек по имени Али-Бабайя…

* * *

Дней через десять к Шаммурамат заглянул дядя Нину, наместник Ашшура Иблу. Во время встречи также присутствовал старый евнух. Наместник, человек необычно высокий, в присутствии царевны держался настороженно, сначала больше присматривался, чем говорил. Кратко поинтересовался, как ей здесь живется, не обижает ли кто?

Как еда?

Шами от всего сердца поблагодарила его и, словно догадавшись, чего от нее ждали, ни словом не заикнулась о деле, чем, по-видимому, расположила к себе стареющего полководца. Иблу уже более заинтересованно расспросил, как ей жилось у отца, кто такая Гула и с какой целью она отрезала у нее косу? Расспросил о настроениях при вавилонском дворе, слыхала ли она что-нибудь о сношениях ее отца с царем Элама? Шами объяснила, что свобода, дарованная дочерям царя Вавилона, невелика — раз в неделю можно было в сопровождении служанки выйти в город. О том, чтобы посетить рынок или выехать на охоту и речи не было, так что ни о каких сношениях она не слыхала. Здесь в глазах старого вояки мелькнул откровенный интерес, и он переспросил — ты умеешь ездить на лошади?

— Я люблю лошадей, люблю быструю езду. Во весь опор.

Ассирийский военачальник усмехнулся.

Шами торопливо продолжила.

— В отношении Элама при вавилонском дворе существуют разные мнения, но все сходятся в том, что от коварных горцев можно ждать чего угодно, и горе тем, кто рискнет связаться с ними. Хотя попасть в царский дом в Сузах хотели бы многие из моих сестер. Все страшно завидуют нашей старшей сестре, выданной замуж за великого Салманасара.

Иблу еще раз усмехнулся — по-видимому, он оценил намек, затем пожал плечами и заметил.

— Тебе нечему завидовать — у нас в Ассирии женщин дóма редко выпускают на улицу, разве что в храм, да и то в сопровождении охраны. О поездке на лошади даже и думать нечего. Что же касается охоты — это неслыханное дело, чтобы ассирийская женщина скакала на коне.

Шами поинтересовалась.

— Если мне позволено спросить у великого туртана, существует ли официальный запрет на подобного рода поездки и на охоту?