Семирамида. Золотая чаша

Евнух восхитился, попросил Хазаила устроить ему встречу с царевной, он должен передать ей письмо и подарки от матери.

— Это вряд ли, евнух, — поморщился Хазаил. — Гулы нет в Дамаске. Так безопаснее и для нее и для ребенка.

— Где же она? — удивился Сарсехим.

— Зачем тебе знать? — пожал плечами Хазаил, и евнух догадался, что допустил промашку. С другой стороны, в главном он выиграл — намеченное злодеяние состояться не может, а новые обстоятельства давали возможность для маневра.

На вопрос, что слышно об ассирийцах, Хазаил сообщил, что дамаскинцы устали ждать, когда варвары наконец переправятся через Евфрат. По всему выходило что ассирийцы, хотя и грозят Дамаску, на самом деле втайне побаиваются доблестных сирийцев, и все приготовления к походу, хитрость с талисманом затеяны, чтобы затуманить глаза горцам Анатолии. По сведениям лазутчиков, все эти месяцы ассирийцы готовились к походу на северо — запад, в направление Хуме и соседних с этим царством княжеств. Недавно Бен-Хадад заявил египетским послам, что готов биться об заклад, что ассирийские разбойники решили разорить Каркемиш, Харран и Кимуху. Отведав силу Дамаска, они вряд ли сунутся в «наш цветущий край». Послы, услышав слова Бен-Хадада, испытали восторг и восхищение его рассудительностью и отвагой. Они обещали донести до повелителя Реки эти драгоценные как жемчужины слова.

У главных ворот Дамаска вавилонское посольство без лишней помпы встретили жрецы грозной Ашерту. Сарсехим с поклоном передал верховному служителю богини — архигаллу — священную реликвию. Любопытствующих было немного, редкая стража, опираясь на копья, откровенно скучала.

Вавилонян разместили в знакомой уже казарме. На этот раз всем, кроме Сарсехима, запретили выходить в город. Евнуха поместили в отдельную комнату, отделенную от остальных помещений глухой стеной. Одна из дверей выводила отсюда в город. У порога постоянно торчал часовой.

* * *

Спустя неделю лазутчики, прискакавшие с северной границы, подтвердили, что Салманасар все также продвигается по левому, противоположному по отношению к Дамаску берегу Евфрата.

Между тем город, несмотря на все грозные заявления Бен-Хадад, самозабвенно готовился к осаде. Горожане, их женщины и дети, с удивлявшим евнуха легкомыслием и бессмысленным, когда дело касалось столкновения с ассирийцами, энтузиазмом с утра до ночи трудились над совершенствованием оборонительных сооружений. С песнями и уханьем толкли босыми ногами особого сорта глину, при застывании становившуюся прочнее камня; перебрасываясь шутками, заделывали трещины в крепостных стенах. Варили смолу, углубляли рвы и ставили колья, которые должны были затруднить подступы к стенам и подкат таранов. Никого не надо было подгонять, даже самых высокопоставленных иеродул[12], которые с тем же азартом, с каким зарабатывали средства на содержание храмов, подносили камни, укладывали хворост в вязанки. Против обмазанных смолой вязанок, если смочить их маслянистой нафтой, Добываемой на востоке Сирии, в пустыне, не мог устоять ни таран, ни штурмовая башня, сколько не поливай его водой. Жители связывали свои надежды с могучим илу Бен-Хадада, доказавшим своим ненасытным сладострастием, что боги по — прежнему верят в него.

Что касается оргий, то даже страх перед ассирийцами не заставил разнузданных горожан полностью отказаться от этого развлечения.

По всему выходило — Дамаск будет трудным орешком для Салманасара. Цена победы может оказаться для ассирийцев непомерно высокой.

Как-то в казарму, в которой разместили вавилонян, заглянул начальник царской стражи Хазаил и предупредил Сарсехима.

— Воина из твоей охраны видели в городе. Схватить не успели, удрал. Он ловок и умеет бить кулаком. К сожалению, лица не разглядели. Предупреди, если такое повторится, всем вавилонянам отрубят головы, а вас двоих посадят в подземную тюрьму.

Сарсехим, перепуганный до смерти, позвал Ардиса, передал ему слова красавчика. Прикинули, кто это мог быть? По всему выходило Буря. Кликнули Бурю. Тот долго не появлялся, а когда зашел в комнату, где на полу лежал протертый до дыр ковер, принял независимый вид и сложил руки на груди.

Сарсехим сразу начал с ругани — как ты, сын собаки, посмел нарушить приказ? Как отважился покинуть двор?! Ардис жестом остановил евнуха и спросил по — своему. Буря ответил на родном языке, после чего Ардис перевел.

— Он влез на стену, чтобы взглянуть на город, а какая-то девица, увидевшая его, пригласила спуститься вниз. Не он один мается без женщины.

— А в зиндане не хочешь маяться? Предупреди этого непутевого — нам нет дела до этой войны, до этого города. Нам нет дела до Шаммурамат, а ей нет никакого дела до сына Гулы.

— У нее родился сын? — заинтересовался Буря.

Евнух схватился за голову.

— Какое тебе, сын греха, дело, кто родился у супруги Ахиры!

— Ага, у супруги, — кивнул Буря. — У бесстыжей распутницы и кровожадной ведьмы!

Тут уже и Ардис не выдержал и предупредил земляка.

— Добавишь еще слово — пожалеешь.

Буря без спроса вышел из комнаты.

Ардис развел руками.