Семирамида. Золотая чаша

Нинурта дал оружье славы—
Что ж, кого ты ждешь?

Наконец грянули все разом. Древняя песня зазвучала в зале:

Иштар вручила силу битвы —
Что ж, кого ты ждешь?
Шамаш и Адад твоя заступа, —
Что ж, кого ты ждешь?
Царь, чей шаг Ашшуру люб,
Воцарись над белым светом!
Твоя власть да воссияет…
Салманасар, могучий воин,
Ты повергни вражью землю!
Лоном гор их овладей,
Ты залей их наводнением…

Старик резво поднялся — хор мгновенно стих. В наступившей протяжной тишине гулко прозвучал удар посохом об пол.

— Я — царь великий, царь могучий, царь Вселенной, царь Ассирии, правитель Вавилона, царь Шумера и Аккада, царь Кардуниаша, царь востока и повелитель запада. Я — царь царей… Я могучий и всесильный, я герой, я отважный, я страшный, я почтенный, я тот, кто не знает равных среди всех царей, объявляю — мы выступаем!

Глава 1

Сарсехим, сколько мог, тянул время в Вавилоне. Упрекаемый слезливым царем Мардуком-Закир-шуми в намерении подставить его под удар ассирийского меча, евнух страстно и бурно клялся, что не все снаряжение собрано, что священный талисман требует еще одного обмазывания асфальтовой смолой, иначе по жаре его не довезти, настаивал — людишек добавить бы в охрану, с теми, сколько есть, пропадем.

Просил то, просил это.

Буря, не спускавший с евнуха глаз, однажды подступил к нему с угрозами — поторопись, если тебе дорога жизнь. Сарсехим ответил, как отрезал — его кобыле по гороскопу запрещено спешить. Буря долго стоял с открытым ртом, переваривая услышанное.

Только старик Ардис молча и безучастно наблюдал за изобретательным на всякие отговорки евнухом. Его мысли сосредоточились на домочадцах. Предупрежденный Шурданом в присутствии Нинурты — если скопец ударится в бега, ты лишишься семьи, — старик проклинал тот день и час, когда его приставили охранять сосватанную в Дамаск невесту. Случалось, поминал недобрым словом евнуха, но разума хватало понять, что назначенный ему в спутники урод менее всего был повинен в том, что жизнь так угловата и безжалостна.

Старик дорожил семьей, ведь это единственное, что у него осталось на чужбине. Старик загадывал — может, обратиться за подмогой к прародителю Скифу, предложить ему жертву? Конечно, вкусный барашек не повредит, однако опыт подсказывал, что ни отец Скиф, ни даже небесный царь Папай, ни всемогущая в степях Табити, в Вавилоне силы не имеют. К местным богам чужаку обращаться за помощью бесполезно. Невыполнимым казался и приказ следить за пронырливым евнухом. Отсюда отчаяние. Зная повадки скопца, Ардис был уверен, что рано или поздно тот сбежит и расплачиваться придется ему, его детям, внукам и двум правнучкам.

С наступлением месяца шабату (январь — февраль), когда пришла весть, что ассирийское войско выступило из Ашшура, Закиру — шуми, запуганному до смерти ассирийским послом, со слезами на глазах удалось уговорить любимого евнуха отправиться в путь.

В ночь перед выездом Сарсехим объявил Ардису, что двигаться они будут в сторону Тадмора[11], богатого торгового города, расположенного в плодородном оазисе посреди Сирийской пустыни. Ардис молча пожал плечами — через Тадмор так через Тадмор.

Сарсехим приятельски похлопал старика по плечу.

— Не бойся, дружище. Давай договоримся — тебя приставили ко мне следить, чтобы я не ударился в бега?

Старик не удержался и кивнул. Его глаза увлажнились.

Сарсехим заметил слезы старика.

— Поверь, Ардис, я дорожу своей шкурой не менее чем ты семьей, поэтому я, пусть и против воли, отправлюсь в Дамаск. И двинусь через этот оазис, хотя не хуже тебя знаю, что на этом пути еще никому не удавалось избежать встречи с разбойниками. Дамаск — это единственная возможность мне выжить, тебе спасти домочадцев. Я не сбегу по дороге, но требую, чтобы никто не лез ко мне с советами, тем более, с угрозами, и я постараюсь спасти наши жизни.

— Как? — усмехнулся старик.

— Не знаю, — признался евнух. — Не стану клясться, что твоя семья мне дороже, чем собственная жизнь, но я постараюсь. Прежде всего, не будем спешить. Ты слыхал, что Салманасар выступил в поход?

— Да.

— Почему-то все полагают, что старый лис решил обрушиться на Сирию.

— Разве нет?