Семнадцать перышек

Уялгын распряг оленей и отвел в соседний распадок, а сам остался ночевать в нашей палатке. Его собаки в присутствии хозяина помирились с Гыдой. Но все-таки мы не решались выпускать щенка на улицу одного.

Наш гость рассказал, что пастухи колхоза гонят стадо на летние пастбища к берегам самого большого на Гыданском полуострове озера Ямбуто.

— Лето будем пасти, осень будем пасти. Зиме снова приведем олешки Гыда-яха[2], — пояснил Уялгын, — Утром стадо дальше гонять будем.

Наутро, едва из-за сопок выдвинулся край солнца и заискрился наст, показалось стадо. В нем было больше тысячи оленей. Пастухи, товарищи Уялгына, решили не делать остановки в нашем лагере и погнали стадо дальше.

— Сколько олешки надо? — спросил на прощанье Уялгын.

Мы наотрез отказались. У нас еще большой запас продуктов. И чем меньше он окажется до вскрытия рек и озера Ямбуто, тем легче нам будет вести лодки по Гыде и Ямбу-яхе. Там на прибрежных сопках мы будем работать все лето.

— Ладно, — сказал Уялгын. — Ямбуто придете, самый жирный олешка угощать буду.

3

Наконец в тундру пришла настоящая весна, крикливая и шумная. Тысячи гусей, уток, лебедей, куликов вернулись к родным гнездовьям. На каждом озерке, освободившемся ото льда, крякали, гоготали, пересвистывались птицы, жизнь которых связана с водой и лохматыми кочками.

Заквохтали, забеспокоились куропатки — довольно молчаливые в пору снегов.

Вскоре и снега не стало. Его остатки хоронились лишь в глубоких оврагах, куда солнце заглядывало на час-другой. Звонкое, голосистое лето с запахами цветущей голубики и распускающихся листочков карликовой березки уже спешило к нам.

По реке еще шли льды. И хотя работы на Гыде мы завершили, пришлось ждать, когда кончится ледоход и река очистится. Ведь для наших резиновых лодок любая льдина что острый нож.

Парни с утра уходили на охоту, и наша кухня всегда была обеспечена свежей дичью.

Однажды, закончив сеанс связи с Диксоном, я взял ружье и, кликнув Гыду, отправился в тундру. Гыда и раньше ходил на охоту с парнями. Но проку от него пока не было никакого. То распугает уток на озерке, то разгонит стаю куропаток. И парни закаялись брать его с собой, больше ходили в одиночку.

— Учи свою собаку сам, — говорили они.

Гыда радовался тому, что я с ним пошел побродить. Он как угорелый носился по кустам густого тальника, которым заросли журчащие в распадках[3] ручьи, самоотверженно шлепал по лужам и, остановившись в сторонке, поглядывал: идет ли хозяин. А убедившись в этом, снова срывался с места.

В это утро мне здорово повезло. Переправляясь через ручей, я услышал звонкое гаканье: на меня летела пара гусей. Я успел сорвать ружье с плеча и выстрелить. Летевший впереди гусак перевернулся в воздухе и упал в кочкарник… Пока я выбирался из оврага, Гыда был уже возле добычи и остервенело трепал гусака.

— Вот вам и наука, — вспомнил я о разговоре с друзьями. — Потреплет Гыда гуся и узнает, что такое дичь. Отличным помощником будет.

Но моим мечтам, видно, не суждено было осуществиться.

Уложив гусака в рюкзак, мы снова пошлепали по чавкающим кочкам. Гыда то бежал впереди меня, то слева, то справа. Я радовался неутомимости собаки и ждал, когда он отыщет стайку уток и отвлечет ее, чтобы я тем временем мог сделать дуплет. Но утки, всполошенные Гыдой, взлетали гораздо раньше, чем я успевал подойти на выстрел.

Бесцельно проболтавшись по тундре полдня, я повернул назад к лагерю. В душе я ругал своего бестолкового помощника. Не будь его со мной, я бы сумел подобраться к уткам. Нет, на такую охоту Гыду лучше не брать.

А тот, не ведая о моих мыслях, бойко шнырял где-то впереди.

Вдруг я увидел, как Гыда настороженно замер, а затем прыжками кинулся к одинокому кустику тальника. Навстречу ему из-под куста метнулась гусыня. Истошно гогоча, она ударила Гыду своими распахнутыми крыльями и долбанула оторопевшего пса тяжелым клювом. Гыда пробовал было увернуться, но откуда-то налетел гусак, и они вдвоем принялись тузить моего незадачливого помощника.

Не знаю, сколько ударов пришлось на бедную голову Гыды, только под конец он кинулся со всех ног искать у меня защиты. Гусак и гусыня поднялись в воздух и, беспокойно гакая, улетели к сопкам.

Гусиная пара приняла моего Гыду за песца, которые в это время шарят по гнездам и разоряют их. В иное время гуси вряд бы решились дать такой дружный отпор непрошенному гостю.

До самых палаток Гыда не отставал от меня ни на шаг.

Когда мы пришли в лагерь и я достал из рюкзака гуся, парни немало удивились.

— Смотри-ка, с хозяином Гыда научился охотиться.

— Молодец, Гыда, такого гусачину помог хозяину добыть. Ай да собакевич! — наперебой расхваливали они моего бездарного помощника.

Но я не стал разуверять их в способностях Гыды. И, конечно, ни слова не сказал про то, как его отделали гуси. А поколотили они его здорово. С того дня, как ни уговаривали парни Гыду идти с ними на охоту, как ни звали, он всегда оставался в лагере.

4