Семнадцатая

— Разумеется, для того, чтобы что-то получить, придется что-то предпринять. Первый шаг — забыть о том, что нравится тебе, и выяснить, что по нраву твоему кошельку. Понять, от чего он становится тугим и увесистым. После чего нужно беззаветно делать для него все, о чем бы он тебя ни попросил, как для любовника, которому ты предана всей душой. А дальше, шаг за шагом, вы приведете друг друга туда, где вам обоим уготовано процветание. Ему и той Вике, в которую ты к тому времени превратишься. И помни: в таком тандеме важнее всего — не останавливаться. Уж если взялась процветать, крути педали до последнего вздоха.

— Вот видишь! Плохо нуждаться в самом насущном. Но нуждаться во все больших деньгах, чтобы с каждым днем становиться малость богаче, ничуть не лучшая участь. И то и другое — нужда. И кончится это тем, что ты будешь замордован собственными руками.

— Для таких, как ты, — тлеющим кончиком сигареты я многозначительно обвел силуэт сидевшей передо мной девушки, — существуют и менее утомительные способы справиться с нуждой. А также весьма действенные и непыльные средства обеспечить себе роскошную жизнь, не натирая прелестных ног о разные тернистые тропы. Буквально за один день. И мне почему-то кажется, что ты великолепно все это себе представляешь…

— Для таких, как я? — задумчиво переспросила Вика, со вниманием проследив за моими художествами. — Ты же в курсе, что утку сейчас нарисовал?

— Отнюдь не утку! Я нарисовал молодую, красивую и не по годам рассудительную особу, в каждой черточке которой брезжит стремление любыми путями завоевать свое место под солнцем.

— Дима, ты серьезно? Тогда если как-нибудь соберешься писать картину, — не в воздухе, а по-настоящему, — начинай сразу с названия… И в натурщицы меня даже не приглашай… — Вика важно покивала подсыхающей головой. — Ладно! Предположим, что все это правда. Пусть я буду молодая, красивая и рассудительная… Кстати, еще и талантливая — здесь я уже от себя добавлю. И что же мне с этим делать, по-твоему?

— С чем, прости?

— Со всем этим букетом качеств. Я знаю, как получать от них удовольствие. Знаю — и уж получше твоего, — какие хлопоты и неприятности к ним прилагаются. Но каким чудом превратить их в золотые горы — об этом мне ничего не известно. Может, ты расскажешь?

— Вика, полагаю, ты меня разыгрываешь… Уж парочкой рецептов ты наверняка владеешь…

— Вовсе нет! Откуда? Но если такие рецепты и правда существуют, я хочу им научиться. Возможно, мне скоро понадобится богатство, чтобы купить одну вещь…

— И все-таки сложно тебе поверить, подруга. Знаешь, я ведь уже далеко не мальчик. Меня не так просто одурачить… — на этих словах девочка тщетно попыталась сдержать ухмылку и, потерпев фиаско, рывком натянула ворот футболки на нижнюю часть физиономии, оставив снаружи только темные, искрящиеся смехом гляделки. — Ну, и что смешного я сказал?

— Извини, — с натугой произнесла Вика, явно готовясь нырнуть под футболку целиком, если с моей стороны воспоследуют какие-нибудь репрессии. — Звучит потешно. Последний раз я слышала похожее от своего однолетки. А вообще, все молодые мальчики примерно так и говорят… Божечки, как тут пахнет! Когда я мылась, пахло елочкой, а теперь даже не знаю, что это… Бергамот? Хочешь понюхать?

— Воздержусь, — сухо отказался я. — Так что там про мальчиков?

— Просто заметила для себя одну вещь. Мальчикам почему-то очень важно, чтобы ты не морочила им голову, а мужчин постарше это уже почти не волнует… Только, Дима, я ведь, честно, не собираюсь тебя дурачить. Что мне сделать, чтобы ты мне поверил?

— Побожись! — в шутку предложил я, так и не распознав в ее щебете ни малейших признаков фальши.

— Бля буду! — торжественно пообещала девушка. — А теперь расскажешь про рецепты? Как мне сделаться богатой за один день?

— Не раньше, чем ты вылезешь из своего хиджаба. Глаза, конечно, зеркало души, но, если по ходу рассказа тебе вздумается показать рассказчику язык или тебя одолеет зевота, я хочу об этом знать.

— Ладно уж… Но знай ты, как тут здорово, у тебя бы духу не хватило меня отсюда вытаскивать.

Вика шумно вдохнула, набрав полную грудь своего бергамота, после чего явила мне лицо, готовое внимать всему разумному, доброму и вечному, что только имелось в моем распоряжении.

— Собственно, ничего сенсационного я тебе не открою, — осторожно начал я свою лекцию. — Для того, чтобы в одно прекрасное утро встать с постели нуворишем, а именно это нас так живо интересует, имеется, по сути, всего два классических средства…

— Дима, постой! — перебила меня Вика. — Кто там встает с постели? Нувориш? Это ведь хорошо?

— Поскольку в этом и состоит наша цель, нувориша мы с тобой считаем верхом совершенства. Я мог бы сказать «богач», но, прости, погнался за красотой слога.

— А про постель там тоже для красоты слога? Или, кроме нее, других средств еще не придумали?

— Успокойся, постель там тоже для красоты. А что, для тебя это принципиально?

— Пока не знаю…