Семнадцатилетние

От волнения Валя плохо понимала, о чем шепчет Орешкина и почему на лицах других дрожит снисходительная улыбка. Все они представили себя на месте смущенной физкультурницы и были рады, что не опоздали сами.

Не успела Валя прийти в себя от смущения, как в дверях появилась Вера Гавриловна, уважаемая, с многолетним стажем преподавательница географии, а следом за ней Софья Борисовна. Обе вошли как можно тише и хотели незаметно сесть на ближайшие свободные стулья. Все с любопытством смотрели на директора и ждали, как она поступит в этом случае. Неужели она не посчитается с авторитетом и самолюбием таких учительниц?

И снова Наталья Захаровна остановила докладчика, предложила опоздавшим сообщить собранию о причинах опоздания и хотела поставить вопрос на голосование, но Орешкина не выдержала и попросила слова.

— Наталья Захаровна! — с возмущением сказала она. — Я не понимаю, что значит подобное отношение к старым учителям! Неужели недостаточно Валентины Викентьевны? Ну, она… это хоть понятно… Она молодая, неопытная. Но зачем же так унижать Веру Гавриловну и Софью Борисовну?

— О каком унижении вы говорите? — холодно спросила Наталья Захаровна заступницу. — Во-первых, я не вижу разницы между поступком молодой и старой учительницы, и делать какое-то исключение было бы с нашей стороны вопиющей несправедливостью. Что касается унижения, то это понятие здесь не подходит, Лидия Андреевна. Унизить кого-нибудь может только один человек. Коллектив не унижает. Коллектив может требовать, наказывать или даже изгнать, но унизить коллектив не может, — спокойно возразила Наталья Захаровна. — Было бы правильнее сказать, что опоздавшие хотели нас унизить, потому что опоздание без исключительных причин — признак наплевательского отношения к собранию. Но это, конечно, не так… Унизить они нас не хотели. Здесь нужно говорить о другом. О личном примере учителя! Как же мы можем требовать точности от учениц, когда сами позволяем себе такую расхлябанность. Ставлю вопрос на голосование.

Вера Гавриловна, очутившись в положении провинившейся школьницы, стояла перед собранием, не зная, куда деть глаза… «Наплевательское отношение», «Расхлябанность», «Унижение» — все эти слова, как и сам факт голосования, больно задели самолюбие старой учительницы, но доклад Марии Михайловны и развернувшееся затем обсуждение заглушили личную обиду и сильно ее взволновали.

Вера Гавриловна давно заметила, что с приходом Константина Семеновича в школу учительский коллектив раскололся на три группы. Одна группа, во главе с новым секретарем и директором, думала о каких-то преобразованиях воспитательской работы, говорила о Макаренко, о единстве цели и требований и что-то предпринимала в этом направлении. Другая, совсем немногочисленная, группа — несогласные и недовольные тем, что затевалось. К этой группе Вера Гавриловна причисляла Софью Борисовну, Лидию Андреевну, физкультурницу Валю и еще двух-трех учительниц. Все они отстаивали существующее положение в школе и открыто выступали против, как они говорили, «необоснованных экспериментов». К третьей группе относились все остальные, не примыкавшие ни к первой, ни ко второй.

Они прислушивались, присматривались и выжидали, во что выльется борьба между первыми двумя группами. К этой группе, до сегодняшнего дня, Вера Гавриловна причисляла и себя.

В этом году Вере Гавриловне пришлось принять пятый «Б» класс. Это был коллектив девочек, объединенный какими-то интересами, живой, действующий организм. Как и куда она должна его вести? Чего добиваться? Какие цели, задачи должна она поставить перед собой? Задумывалась ли она над этим? Нет. Все это было продумано и решено много лет назад. За плечами Веры Гавриловны большой опыт, многолетняя практика, и ей незачем размышлять над такими элементарными, как ей казалось, вопросами. Она давно выработала в себе необходимые привычки, приемы. Она была в меру строга и требовательна, умела сдерживаться, и ее невозможно было вывести из себя. Говорила она всегда невозмутимым, ровным голосом, быстро разбиралась в индивидуальных особенностях своих воспитанниц и, если кто-нибудь из них срывался, умела воздействовать и, что называется, «приводить в порядок». Класс ее обычно ничем не блистал, но и от худших был далеко. Незаметный, средний класс, не доставлявший никому хлопот.

И вот сегодня из доклада Марии Михайловны и выступлений других учителей Вера Гавриловна поняла, что она является «классной дамой» или «надзирателем», а все ее методы и приемы есть не что иное, как методы и приемы буржуазной педагогики. Имя Веры Гавриловны на педсовете ни разу не упоминалось, но ей все время казалось, что разговор идет о пятом «Б» классе и все примеры взяты из ее практики.

Выступление Константина Семеновича особенно взволновало педсовет. Он говорил об уважении к личности ученика и доказывал, что основа советского воспитания состоит в том, чтобы предъявлять как можно больше требовательности к человеку, но вместе с тем и как можно больше оказывать уважения ему.