Сен-Map, или Заговор во времена Людовика XIII

— Маркиз де Куален не иначе как совсем спятил, раз он бросил наш отряд в четыреста всадников на восемь полков испанцев.

— Ха-ха! Локмариа, ну и досталось же вашему султану, он стал похож на плакучую иву! С ним теперь только на похороны.

— Ах, господа, ведь я так и предсказывал,— довольно мрачно ответил молодой офицер,— капуцин Жозеф всюду сует нос, и я был уверен, что он что-то спутал, передавая от имени кардинала приказ начать атаку. Но разве вы были бы довольны, если бы тот, кто имеет честь вами командовать, отказался выступить.

— Нет, нет, нет! — в один голос закричали молодые люди и стали поспешно строиться в ряды.

— То-то я и говорил,— подхватил старик маркиз де Куален, глаза которого, несмотря на его седину, горели юношеским огнем,— что даже если вам прикажут в конном строю взять приступом крепость, то вы и это выполните.

— Браво, браво,— закричали гвардейцы, хлопая в ладоши.

— Что же, маркиз,— сказал Сен-Мар, подойдя к де Куалену,— сейчас как раз представляется случай осуществить то, что вы обещали; я всего лишь простой доброволец, но мы уже некоторое время наблюдаем за этим бастионом, и мне представляется, что его можно захватить.

— Сначала, сударь, надо бы поискать брода, а уж тогда…

В этот миг с бастиона, о котором шла речь, раздался выстрел, и пуля размозжила голову коню старого командира.

— Локмариа, де Муи, принимайте команду и — в атаку, в атаку! — закричали из обоих отрядов; все думали, что старик убит.

— Постойте, постойте, господа,— сказал Куален, поднимаясь,— я сам вас поведу, с вашего позволения; показывайте дорогу, господин доброволец; испанцы приглашают нас, и наш долг — учтиво им ответить.

Едва успел старик сесть на другую лошадь, поданную ему ординарцем, и вынуть шпагу, как, не дожидаясь его команды, оба отряда, предводимые Сен-Маром и его друзьями, бросились в болото, где, к великому удивлению пылкой молодежи, да и самих испанцев, чересчур полагавшихся на его глубину, вода доходила лошадям лишь до колена; несмотря на картечь двух самых больших пушек, всадники, потеряв всякий строй, ворвались на лужайку под полуразрушенной стеной бастиона. В пылу атаки Сен-Мар, Фонтрай и юный Локмариа направили своих лошадей прямо на вал, но сильным ружейным огнем все три лошади были убиты и рухнули вместе с всадниками.

— Спешиться, господа! — крикнул старик Куален.— Пистолеты и шпаги в руки и — вперед! Коней оставить!

Все немедленно выполнили приказ и толпой бросились к бреши.

Тем временем де Ту, которому никогда не изменяло хладнокровие, равно как и преданность друзьям, не переставая наблюдал за своим юным товарищем и успел подхватить его, когда под тем пошатнулась лошадь. Он помог ему подняться, подал выпавшую из рук шпагу и, невзирая на град пуль, преспокойно сказал:

— Друг мой, ведь на мне мундир парламентского советника, поэтому у меня в этой переделке, вероятно, очень нелепый вид?

— Полноте,— сказал подошедший к ним Монтрезор,— взгляните на аббата и успокойтесь.

И действительно, маленький Гонди локтями расталкивал гвардейцев и изо всех сил кричал:

— Три дуэли и штурм! Надеюсь, что уж на этот раз я расстанусь с сутаной!

И с этими словами он стал яростно колоть и рубить рослого испанца.

Сопротивление было недолгим. Испанские солдаты не выдержали натиска французских офицеров, и ни у одного из них не хватило ни времени, ни решимости перезарядить пищали.

— Да, господа, будет у нас о чем рассказать нашим возлюбленным в Париже,— воскликнул Локмариа, подбросив в воздух шляпу.

Тут Сен-Map, де Ту, Куален, де Муи, Лондиньи, офицеры королевской конной гвардии и все прочие молодые дворяне со шпагой в правой руке и пистолетом в левой, теснясь, сталкиваясь и нанося себе в спешке не меньше вреда, чем неприятелю, высыпали наконец на площадку бастиона, подобно тому как вода бурно вырывается из сосуда с узким горлышком.

Победители с таким презрением относились к побежденным солдатам, которые бросались им в ноги, что даже не разоружали их и предоставили им бродить по бастиону, а сами стали бегать в захваченной крепости, как школьники во время каникул, и хохотали от всего сердца, словно участвовали в увеселительной прогулке.

Испанский офицер в коричневом плаще мрачно наблюдал за ними.

— Что это за черти, Амбросио? — говорил он какому-то солдату.— Я в свое время этаких во Франции не видывал. Если у Людовика Тринадцатого вся армия такая,— значит, он только по доброте своей не завоевывает всю Европу.

— Ну, таких, верно, не много; это, видно, отряд головорезов, которым терять нечего, а поживиться всегда кстати.

— Ты прав,— согласился офицер,— попробую подкупить кого-нибудь из них и удрать.

— И он не спеша подошел к одному из гвардейцев, юноше лет восемнадцати, который сидел в сторонке на бруствере; цвет лица у него был розовый, как у девушки, в руке он держал платок с вышивкой и вытирал лоб и светлые белокурые волосы; он взглянул на усеянные рубинами часы-луковицу, которые висели у его пояса на ленте с пышным узлом.