В жизни бывают минуты, когда горячо желаешь самых сильных потрясений, чтобы отвлечься от мелких невзгод; бывают дни, когда душа, устав, подобно льву из басни, от беспрестанных нападений мошкары, жаждет более мощного врага и со всей страстью призывает опасности. Сен-Мар находился именно в таком состоянии, которое всегда порождается болезненной чувствительностью и постоянным волнением сердца. Утомившись от бесконечных раздумий о том, насколько благоприятны или неблагоприятны станут для него обстоятельства; утомившись от расчетов и догадок, требовавших напряжения всех сил его ума; тщетно припоминая все, что он в силу своего образования знал о жизни людей, прославившихся своей деятельностью, чтобы сопоставить это с тем положением, в котором он находился; удрученный сожалениями, мечтами, предсказаниями, несбыточными упованиями, опасениями и всем тем воображаемым миром, в котором он пребывал во время своего одинокого пути,— он с облегчением вздохнул, оказавшись в почти столь же бурном реальном мире; от сознания, что он находится перед лицом двух истинных опасностей, кровь в его жилах снова заиграла, и к нему вернулась молодость.
После ночного происшествия в харчевне под Луденом ему никак не удавалось взять себя в руки и преодолеть все те же, любезные ему и вместе с тем тягостные, мысли, и им уже стало овладевать какое-то изнеможение, когда он, к счастью, достиг перпиньянского лагеря и, опять-таки к счастью, согласился на предложение аббата де Гонди, ибо в лице того молодого, рассеянного и грустного незнакомца в трауре, которого дуэлянт в сутане попросил быть его секундантом, читатель, конечно, узнал Сен-Мара.
В качестве добровольца он распорядился разбить свою палатку в том месте лагеря, где расположились многие молодые дворяне, которым надлежало быть представленными королю, а затем служить в качестве адъютантов; он поспешил к себе в палатку; вскоре он уже сидел на коне, с оружием и в латах, соответственно существовавшему тогда обычаю, и без провожатых направлялся к испанскому бастиону, где была назначена встреча. Он оказался там первым и не мог не признать, что место дуэли — зеленая лужайка, скрытая за укреплениями осажденной крепости,— весьма удачно выбрано маленьким аббатом для осуществления его смертоубийственных намерений, ибо никому и в голову бы не пришло, что офицеры отправятся драться под стены осажденного города, к тому же выступ бастиона отделял эту лужайку от французского лагеря и скрывал ее словно огромная ширма. А меры предосторожности были необходимы, ибо в случае огласки дуэли — за удовольствие рискнуть своей жизнью пришлось бы поплатиться не более не менее как головой.
В ожидании друзей и противников Сен-Мар успел хорошо рассмотреть лежавшую перед ним южную окраину Перпиньяна. Он слышал, что осаду собираются начать не здесь, и теперь тщетно старался разгадать план атаки. Между этой, южной, частью города, горами Альбера и Пертюсским перевалом легко было наметить направление атаки и расставить редуты против наименее защищенного места; но ни одного солдата здесь не оказалось; все силы, по-видимому, были сосредоточены на севере от Перпиньяна, в самом недоступном месте, против каменного форта Кастийе, возвышавшегося над воротами Нотр-Дам. Сен-Мар заметил, что до самого подножья испанского бастиона почва с виду болотистая, а в действительности очень твердая; что бастион охраняется с чисто кастильской беспечностью, а между тем защищать его можно только живою силой, ибо стенные зубцы и бойницы разрушены, а четыре пушки, очень крупного калибра, завязли в грунте, и, следовательно, их нельзя будет переместить и направить против армии, которая стремительно ринется к подножию стены.
Нетрудно было догадаться, что именно из-за этих громоздких пушек осаждающие и решили не нападать в этом месте, а осажденные, надеясь на них, не позаботились усилить здесь средства обороны. Поэтому с одной стороны передовые посты и конные часовые были слишком удалены, а с другой сторожевые посты были редки и плохо содержались. Какой-то молодой испанец непринужденно расхаживал по крепостному валу, держа в руках длинную пищаль с сошкой и тлеющий фитиль; заметив Сен-Мара, который объезжал болото и рвы, испанец остановился и стал наблюдать за ним.
— Senor caballero,[12]— крикнул он,— уж не собираетесь ли вы захватить бастион верхом на лошади, как Дон-Кихот Ламанчский?
С этими словами он отвязал железную сошку, висевшую у него сбоку, воткнул ее в землю и водрузил на нее пищаль, собираясь прицелиться; но тут другой испанец, закутанный в грязный коричневый плащ, с виду постарше и посерьезнее, обратился к молодому на родном языке:
— Ambrosio de demonio,[13] разве ты не знаешь, что запрещено зря расходовать порох, пока дело не дошло до вылазок и атак? А ты собираешься для собственной потехи подстрелить мальчишку, который и фитиля-то твоего не стоит! Карл Пятый на этом самом месте сбросил в ров и утопил часового, который заснул на посту. Исполняй свой долг, а не то я так же расправлюсь с тобой.