Сен-Жермен

- Скоро соберется великий курултай, на котором будет объявлено о создании нового толка, единого и для суннитов, и для шиитов.

- Как ты сам относишься к подобной идее?

Тот долго молчал, наконец ответил.

- Я был бы рад, если бы великому Надир-шаху сопутствовал успех. В этом случае будущее Персии было бы обеспечено. Ты, наверное, заметил, что Надир не страдает суевериями и к вере в Аллаха относится разумно. Благо государства - вот что самое ценное для него... Он и людей в ближайшем окружении собрал себе подстать. Неужели ты считаешь, что я слепо отказываю сунне в полезной святости только на том основании, что Абу-Бакр силой захватил престол? Все мы, собравшиеся вокруг Надира, в этом смысле единоверцы. Вот почему правитель так милостиво обошелся с вали Гюрджистана Теймуразом.

- Это у вас называется милостиво? - не выдержал я.

- Милый фаранг, - улыбнулся Мирзо, - до меня дошло, что в большом городе, столице франков, в ночь некоего святого - мир праху его! - твои человеколюбивые соотечественники вырезали много людей. Кровь, рассказывают, струилась по улицам рукой. Если ты считаешь, что Надир жестоко поступил с грузинами, подожди, пока наши войска не подойдут к Шемахе. Предатели будут наказаны так, как того требуют государственные интересы. За то, что жители этой собачьей Шемахи добровольно отложились от законного властелина и перешли под власть лезгинского хана Сурхая, которого все называют Старый дед, - город будет стерт с лица земли.

Теперь позволь закончить насчет христиан, - невозмутимо продолжил Мехди-хан. - Ведомо ли тебе, что грузины считаются на востоке лучшими воинами, а армяне лучшими, вслед за индийскими, купцами. Хватит междоусобиц, пора напрочь связать эти области с центральными областями страны, а то здесь, в Гюрджистане, слишком часто начали поглядывать в сторону России. Православному царю на Кавказе делать нечего! - решительно заявил Мехди-хан, - так что тебе придется жениться на Тинатин. Рано или поздно. Ее присутствие рядом с тобой - порука твоей безопасности. Ты пришелся по душе повелителю, да и ближайшие его советники, - он в упор глянул на меня, - по достоинству оценило твои способности. Мы считаем, что в твоих силах составить свод пророков и святых людей, которых почитают правоверные, христиане и поклонники Библии, иудеи. Причем, свод этот должен быть написан таким образом, чтобы никому из приверженцев любой из этих религий в голову не пришло обвинять соседа в поклонении сунне, Исе или Ибрагиму. Послушай, Талани, послушай добрый совет - горе тому, кто осмеливается ослушаться господина. У нас на Востоке это считается оскорблением.

Глава 8

Я остался в доме Каралети-швили. Какой смысл открыто выказывать строптивость, испытывать на себе его гнев? Вот чего я не мог понять, зачем такой умный человек как Надир-хан загоняет меня в угол? Логика власть имущих иной раз бывает так запутана! Правитель постоянно отказывал мне в личной встрече, между тем готовые страницы переводов священных книг Библии и Евангелия, а также Деяний Апостолов - регулярно доставлялись мне с нарочным, и пока я работал с ними, дом Деметре охранял особый отряд личных телохранителей Надир-хана. Также без задержки доставлялись назначенное мне по службе довольствие, которое я по сходной цене продавал хозяину. Более всего Деметре и Кетеван сразило то, что я не употреблял мясную пищу, хотя охотно лакомился зеленью, фруктами и вином, которыми Грузия изобильна как ни одна страна в мире. Даже Индия... В конце концов они и в самом деле сочли меня монахом. Кетеван стала избегать меня, только Деметре по вечерам приходил побеседовать о дальних странах. Поток родственников, посещавших их дом, и с которыми они считали своим долгом знакомить меня, неожиданно иссяк, и как-то утром, за неделю до моего отъезда в сторону Азербайджана, я не услышал знакомое: "Манана! Манана!..". В доме подвисла тягостная, напряженная тишина. Даже слуги притихли. Сыночков Кетеван вновь отправила деревню...

Вечером я застал Тинатин в саду. Девушка сидела в беседке возле крошечного водоема, теребила в руках мокрый платок. Глаза её были сухи видно, выплакала за день все слезы. Беда усмирила её буйный нрав...

- Что случилось, Тинатин?

Она посмотрела в мою сторону. В её взгляде не было обиды, укора или презрения, только холодная печаль. Ответила сразу и просто.

- Меня решили отослать в монастырь...

- Ты хочешь постричься? - спросил я.

Она опустила голову и отрицательно покачала головой. Легкая накидка каймой легла на земляной пол беседки.

- Кто так решил?

- Мама... На семейном совете.