Старушка положила щеку на руку, задумалась, улыбнулась, потом, спохватившись, торопливо продолжила:
"Поскольку рука моя вывела имя графа Сен-Жермена, придется рассказать о нем поподробнее. Он возник – именно так! – при дворе французского короля внезапно, задолго до меня. Это случилось в 1743 году. Пронесся слух, будто в Париже появился некий чужестранец, несметно богатый, судя по украшавшим его драгоценностям. Кто он? Откуда родом? Ничего не известно… С первых минут граф поражал собеседников великолепным умом, его осанка, воспитание говорили, что он не из простого рода, слишком не простого, вот почему, как утверждали некоторые, ему приходилось скрывать свое происхождение.
Граф был невысок ростом, строен, элегантен, руки его тоже были малы и нежны, ступни невелики, совсем как у женщины. Облегающие икры шелковые чулки, обтягивающие бархатные панталоны подчеркивали стройность ног. Одним словом, он обладал изящным телосложением. Впрочем, и на лицо это был очень симпатичный человек. Улыбка открывала ровные зубы, привлекательная ямочка красовалась на подбородке. Волосы темны, даже черны, но без синеватого отлива, глаза добрые, взгляд – особенно, когда он, чуть вскинув брови, засматривался на кого-нибудь – проницателен. Его глаза мне никогда не забыть! В ту пору, когда я его повстречала, ему на вид было лет сорок пять, не более…"
Графиня вновь отложила перо, откинулась на мягкую, овальную спинку кресла – теперь задумалась надолго. По примеру Сен-Жермена чуть прикрыла веки, сосредоточилась, начала считать про себя, пытаясь к назначенной цифре "двенадцать", полностью восстановить в памяти обстановку особняка на улице Сен-Оноре, который они с мужем занимали перед самым началом революции.
Одиннадцать… Двенадцать!.. Она привычно забылась, погрузилась в сладкую полудрему. Ее прежняя просторная, удивительно душевная спальня предстала перед ней. Осветилась лучами только что вставшего, прохладного сентябрьского солнца, наполнилась голосом мадемуазель Роган, её фрейлины. Это было чувствительное и порой ехидное сознание – дочь швейцара в их усадьбе в Лангедоке.[98]
Они появились на свет в одном доме, только Люсиль на верхнем этаже, а Жанна полтора десятка лет спустя в полуподвале. С той поры хозяйка была неразлучна с девочкой до самого девяносто третьего года, когда фрейлине сделал предложение некий батальонный командир, за какие-то два года дослужившийся до капитана. Нет, графиня не сожалеет о разлуке с Жанной. В обезумевшем мире сожаления – самое пустое занятие, но вот то, что Роган в то время побаивалась мсье Сен-Жермена, это несомненно.Она так и заявила – к вам, мол, посланник сатаны. Я удивилась, кто же это может быть? Нанести визит даме в восемь часов утра было против всяких приличий. К сожалению, в тот день со мной не было господина д'Адемара, уехавшего в Лангедок, навестить своих родственников.
Посланник дьявола?
– А-а, это, вероятно, адвокат? – догадалась я, потом засомневалась. Нет, на него не похоже… Может быть, архитектор? Или шорник? Ну, говори же! – обратилась я к Жанне.
Я всегда была любезна со своей служанкой. Я ей не судья, если она решила поменять верность госпоже на семейные оковы с каким-то санкюлотом.[99]
– При всем уважении к вашей светлости, – ответила Жанна, – я настаиваю, что если не посланник, то сам дьявол явился к вам под мантией этого человека.
Помнится, я тогда перебрала в памяти всех своих друзей и знакомых, вполне заслуживающих особого внимания со стороны дьявола. Их набралось столько, что я по-прежнему терялась в догадках. Я назвала нескольких, первых пришедших на ум имен.
– Вы все также далеки от истины, мадам, – позволила себе улыбнуться мадемуазель Роган – я иногда позволяла ей выходить за рамки почтительности и вести себя легкомысленно. – Не буду вас больше мучить и скажу только это граф Сен-Жермен!
– Как граф Сен-Жермен?! Человек-чудо?..
– Он самый, ваша светлость.
– Но он же умер четыре года назад, об этом даже в газетах писали.
– Не знаю, что писали газеты, но это он собственной персоной.
Я велела впустить его. Восемь лет назад этот человек покинул Париж, за этот срок о нем ничего не было слышно, кроме подозрительного некролога в дешевой немецкой газетенке, которую доставляли в Версаль её величеству Марии-Антуанетте.
– Подожди, – я остановила Жанну на пороге спальни. – Он представился своим именем?
– На этот раз он назвался господином Сен-Ноэлем. Но я узнаю его из тысячи.