Сен-Жермен

Весь путь до Варенна Жанна держала Массена за руку. Ей так хотелось прислониться к этому сильному мужчине, положить голову на плечо. Граф стеснял её. Она было очень бледна, но старалась не подавать вида, что долгая скачка вконец утомила её. Хотелось выйти на волю, подышать свежим воздухом. Правда, остановиться, отдышаться было ещё страшней. Все, что случилось с ней за эти два дня, – с того момента, как в доме графини д'Адемар появился этот колдун, граф Сен-Жермен, – казалось ей дурным сном. Она давно уже рассталась с надеждами и не верила, что с ней может случиться что-нибудь подобное. Встреча с Массена – человеком, которого она видела первый раз в жизни и который так быстро, лихим наездом, стал ей мужем, казалась немыслимым, припахивающим сентиментальными фантазиями, сочинением, которыми так увлекалась её хозяйка. Это было похоже на сказку или сон. Или род безумия, от которого – она свято верила в это – её отучило сытное, но переполненное работой на побегушках детство, юность горничной, зрелость приживальщицы. Теперь ей стал немного понятен этот смуглый, сидевший напротив в шутовском лакейском наряде, говорливый аристократ, постоянно напиравший на то, что ему многое видится во сне. Возможно, ему это было к лицу. Но ей – бесприданнице, старой деве, так легко расставшейся с невинностью! Ах, как не хотелось просыпаться, а ведь придется. Жанна всегда отличалась безыскусной трезвостью в мыслях. Ей всегда хотелось, чтобы было попроще. Ей было ясно, как день – пробьет час, граф исчезнет или сплавит её хозяйке; этот чернявый, здоровенный и такой нежный мужчина бросит её, а госпожа д'Адемар, узнав, что с ней произошло, выгонит из дома. Куда она пойдет? Об этом не хотелось думать. А вдруг ребенок? Она заплакала. Может, все обойдется и её просто сошлют в Лангедок. Лучше повеситься!..

Массена неожиданно задрожал и, не обращая внимания на графа, который был достаточно смешон в костюме лакея, обнял её.

Так они ехали до самого Варенна, где пришлось ждать перемены лошадей. Сен-Жермен строго-настрого запретил ей выходить из кареты. За едой в ближайший трактир послал этого увальня Жака. Тот всю дорогу насвистывал что-то грустное, восточное. Когда Андре не выдержал и на одной из остановок поинтересовался, что это за дикая мелодия, тот пожал плечами.

– Армянский мотиф.

Как только Жак, получив распоряжение, направился к воротам почтовой станции, Жанна решительно заявила.

– Как хотите, ваше сиятельство, я мне обязательно надо сходить на исповедь.

– Да, – Андре тоже вдруг взъярился и рубанул воздух ребром ладони. Мне тоже следует побывать в церкви. Мы должны обручиться!

Услышав эти слова, Жанна громко разрыдалась. Оба мужчины, опешив, вопросительно смотрели на нее. Жанна, улыбаясь сквозь слезы, махнула рукой с намокшим платком.

– Это от счастья, господа!

Граф вздохнул, пожал плечами и первым вылез из кареты.

– Что с вами поделаешь, – откинув ступеньки лестницы, сказал он и добавил. – Надеюсь на ваше благоразумие, господин Массена. Церковь Сен-Жансу прямо по тракту, возле спуска к реке. Дорога там проходит под сводами. По пути ювелирная лавка. Если пожелаете, можете сделать нашей Жанне подарок, а я подарю вам кольца. Надеюсь они окажутся вам впору. Еще раз напоминаю об осторожности. Не дай Бог, если среди драгун, у вас окажется ещё один знакомый.

– Помилуйте, господин Сен-Жермен. – Я завербовался в Ницце. На юге и служил. Если один из конных полицейских оказался моим приятелем по Парижу, это не значит, что вся французская армия – мои дружки… Тем более, что в полку Буйе служат в основном наемники-немцы.

– Береженого Бог бережет, господин Массена.

С тем они покинули почтовую станцию.

Скоро к экипажу вернулся Жак – принес на подносе кушанья. Салфетка была не первой свежести и граф поморщился. В этот момент его внимание привлек высокий, на удивление худой, длинноногий старик, следом за Шамсоллой вошедший во двор. Он журавлем прошагал в сторону навеса, за его плечами возвышалась большая плетеная корзина. В тени снял корзину, устроился на соломе, достал из кармана луковицу, не спеша очистил её, откусил и с невозмутимым видом принялся жевать. Удивительна была одежда старика – его длиннополый сюртук, казалось, был сшит из заплат. Невнятного цвета штаны заправлены в сапоги с короткими голенищами. К нему приблизился подросток-нищий, молча протянул руку. Плащ побирушки, как отметил про себя Сен-Жермен, выглядел новее, чем платье старика-носильщика.

Лицо Шамсоллы просветлело, брови подпрыгнули вверх. Он указал пальцем на старика.

– Пятнадцать луковиц! Ваша светлость, это тот дервиш, который был слафен на фесь Париж своей тобротой. Смотри-ка, как постарел. По-прежнему разносит посылки. Говорили, что он кута-то исчез, а он, оказыфается, в Варенне остановился.

Между тем старик, не переставая жевать, вытащил из кармана мелкую монетку и положил её нищему в ладонь. Мальчишка, не скрывая радости, поспешно закивал и отошел.

Сен-Жермен подошел к старику. Тот посмотрел на графа и спросил.

– Тебе тоже нужны деньги?