Меня обуревают смешанные чувства. Мой мозг, кишки и сердце застыли – словно в замедленной съемке, как в старых боевиках про кун-фу. Разные части моей личности хотят разбежаться с криком в разные стороны. Одна из них желает тихо, но основательно заблевать угол комнаты. Другая мечтает разнести это место вдребезги – до последней доски и последнего кирпича. Самая слабая, самая маленькая часть меня – та, которую я совсем не хочу слышать – сожалеет и бормочет слова извинения. Прости, Элис. Ты говорила мне не ходить сюда, но я тебя не послушал. С этого момента все пошло наперекосяк.
Еще одна моя сторона спокойна и сосредоточена, как репортаж в вечерних новостях. Это та, за которую я держусь. Отстраненный глаз телекамеры. Просто впитай это место и зафиксируй факты. Эти руины не относятся к моему апокалипсису. Это аттракцион с привидениями в Диснейленде. Лазерные призраки и стоны в «DolbyStereo». Почти так же страшно, как корзинка с котятами.
– Что мы ищем? – спрашивает Видок.
Я пожимаю плечами:
– Понятия не имею.
Мы ходим по комнате в поисках подсказки или знака, который указал бы на нечто большее, чем влажные обломки. Я сдвигаю мусор и мебель носком ботинка. Не хочу ни к чему прикасаться здесь руками.
– Не знаю, найдем ли мы здесь что-нибудь интересное. Мейсон всегда намекал, что у него есть потайная комната, где он хранит все самое важное, но никто из нас ее не видел.
Как бы мне ни хотелось этого избежать, но я прислоняюсь к заплесневелой стене. Внезапно начинает кружиться голова. Голоса и лица проносятся сквозь меня, как вспышки молний. Я даже слышу эхо голосов членов Круга – в том числе мой собственный, еще молодой. Мне говорили, что темные маги такое практикуют. Когда-то в прошлом Мейсон герметически закрыл комнату от всего мира своего рода заклинанием-барьером. Он не хотел, чтобы следы от его магической деятельности просачивались в эфир. Иначе другие маги могли бы понять, что он ведет какие-то торговые делишки с обитателями Ада. Эта комната повидала много страшных тварей. Гораздо более страшных, чем те бестии, которые утащили меня в Нижний Мир. Некоторых я вижу и чувствую, но другие размыты настолько, что у меня не получается на них сосредоточиться. Я не жалею, что не могу пройти дальше. Я уже начал привыкать считывать мысли и чувства других людей, но интенсивность магического излучения этого места делает ощущения вновь свежими и необычными. Мне остро хочется отсюда уйти.
– Ха!
Видок стоит в углу комнаты. Одна рука его прижата к потолку, другая держится за небольшой кусок дерна на стене. Противоположный угол комнаты со скрежетом открывается, толкая перед собой весь мусор, накопившийся у двери за годы.
– Я же говорил, что покажу тебе, как работает хороший вор! – радостно восклицает Видок.
Освещая себе путь склянкой со светом, мы заходим в потайную комнату.
Потайная комната сохранилась заметно лучше. Здесь очень много энергии. Чувствуется, что защищена она гораздо более мощными заклинаниями, чем открытая часть подвала. Каждый квадратный дюйм стен, потолка и пола покрыт разноцветными рунами, знаками, угловатыми ангельскими и адскими письменами.
Помрачневший Видок пристально изучает комнату. Он проводит пальцами по стене, и они становятся черными. Затем принюхивается к черной пыли на руке, пробует на язык.
– Что это? – спрашиваю я.
– «Черная кость», – отвечает Видок. – Изготавливается из сожженных костей и рогов животных.
– Это плохо?
– Традиционный пигмент. Применяется тысячи лет. – Он проводит светом вдоль стен, поднимает склянку к потолку. – Это символично? Окрашено киноварью – смесью ртути и серы, разогретой совместно. Кобальт и хлорид алюминия, также нагретые, дают синий цвет. Вот желтая сурьма. Этот особый красный цвет получается в результате варки оксида железа, извлеченного из крови. Все эти оттенки и цвета получены весьма искусно с помощью химических реакций и сильного нагревания. – Он приподнимает свой «фонарик» и оборачивается на триста шестьдесят градусов, оглядывая помещение. – Всё, что здесь есть, – родилось в огне.
– Подсвети, пожалуйста.
Видок подносит ко мне свет. Здесь странные письмена на стене, но не на адском языке. Нечто такое, что я никогда раньше не видел – словно клинопись, которую нанесли тесаком для мяса. Изображение, нарисованное кровавым оксидом железа, покрывает всю остальную часть стены. Круг, многократно обернутый вокруг себя и как бы сложенный в складки. Это лабиринт, древнейший символ самых глубоких, самых темных тайн с суперигрой в финале – самым твердым Знанием. В центре лабиринта что-то мерцает. Я вонзаю ногти в мягкую штукатурку и вытаскиваю сокровище.