— Распоряжается всегда начальство, — безрадостно ответил Луис. — Выучи урок и запомни то, что я всегда тебе твердил — как важно стать кем-то значительным. Все остальные — просто дерьмо.
Там и впрямь была земля.
Это оказался остров с низкими берегами из белого песка, с прозрачными водами и джунглями с яркой и пышной зеленью, настолько похожий на рай, что сложно и представить. Он пах цветами и тысячами неизвестных ароматов, был теплым и гостеприимным, спокойным и приветливым, превосходил все самые смелые мечты — превосходный финал для самого авантюрного и несовершенного путешествия всех времен.
— Сан-Сальвадор!
Таким именем его нарек адмирал, с этого мгновения обладающий правом называть все новые земли. Он стал вице-королем и непререкаемым властителем всех земель, которые они откроют.
Едва на горизонте забрезжили первые лучи солнца, они бросили якорь в тихой бухточке, под защитой прекрасных коралловых рифов, и вскоре две шлюпки с «Санта-Марии» и по одной с двух других каравелл медленно погребли в сторону песчаного берега, где их уже дожидался с десяток совершенно нагих туземцев, зачарованно глазеющих на огромные плавучие дома, вдруг появившиеся в этих спокойных водах.
Это был исторический момент, конец одной эпохи и начало совершенно другой, но юный Сьенфуэгос, гребущий перед Луисом де Торресом, который настоял, чтобы канарец поехал, похоже, не понимал, что является свидетелем самых важных событий своего времени, потому что все его внимание, как и большинства моряков, было приковано к вздымающейся груди и ритмичной походке прекрасной девушки, с искренней улыбкой направившейся к кромке воды. У нее были длинные черные волосы, большие темные глаза и такая же белая, как у настоящих канарцев, кожа.
— Мать честная! — воскликнул возбужденный Кошак. — Вот это девка! А титьки-то какие!
Юнги спрыгнули в воду и вытолкнули лодку на песок, чтобы ни адмирал, ни капитаны с рулевыми, нарядившиеся в лучшую одежду, не промокли, и канарец, заглядевшийся на стоящую так близко прекрасную туземку, не заметил, как тяжелое весло выскочило из уключины и стукнуло его прямо в живот. Он выругался.
— Вот дерьмо! Не с той ноги я ступил на Сипанго.
Девушка одарила его широчайшей улыбкой, но почти в тот же миг выражение ее лица изменилась — она увидела, что большинство странных существ, закутанных в тяжелые цветастые тряпки, воткнули в песок свои крикливые знамена, немедленно упали на колени и стали бубнить монотонный напев, явно магический.
Состоялась длинная, скучнейшая и утомительная церемония, во время которой дон Христофор Колумб настоял, чтобы главный писец флота, Родриго де Эскобедо, в точности записал все действия и слова, а Колумб вступил во владение новыми землями от имени королей Испании. После чего толмач Луис де Торрес приблизился к группе туземцев и попытался с помощью известных ему языков выяснить название острова и не находится ли он поблизости от Сипанго или Катая.
Через некоторое время он вернулся, признав поражение.
— Невозможно! — сказал он. — Они не понимают ни арабский, ни арамейский, ни латынь, ни халдейский. Ни один язык!
— Марко Поло заверял, что народ в Сипанго и Катае желтокож и имеет раскосые глаза, так что эти, с кожей медного цвета и круглыми глазами, наверняка индейцы. Попробуйте хотя бы узнать, как называется остров.
Луис де Торрес снова долго беседовал с туземцами, хотя разговор по большей части состоял из гримас и жестов, а не из слов, пока, по-видимому устав от этой трескотни, самый смекалистый из индейцев не ткнул себя в грудь, после чего обвел руками все вокруг.
— Гуанахани! — устало воскликнул он. — Гуанахани!
— Ясно... Значит, Гуанахани, — сдался Луис де Торрес. — Остров называется Гуанахани.
— Да какая разница, как он называется? — возмутился кто-то, возможно, Хуан де ла Коса. — Главное, что мы пересекли океан, и эти люди производят впечатление самых миролюбивых и дружелюбных. А если сомневаетесь, спросите у Гуанче.
И действительно. Сьенфуэгос, похоже, уже наладил теплые отношения с прекрасной грудастой девушкой, в особенности ей хотелось стянуть с него панталоны и посмотреть, что скрывается у него сзади, пониже спины.
Парнишка оборонялся изо всех сил, и эта сцена вызвала столько смеха и шума, что Луис де Торрес решил вмешаться.
— Можно узнать, что ты вытворяешь, черт тебя подери? — спросил он. — Имей уважение.
— Простите, сеньор! — робко ответил канарец. — Но подозреваю, что эти люди считают, будто мы одеты, чтобы скрыть хвосты, и эта сумасшедшая пытается в этом убедиться.
— Хвосты? — удивился Луис. — Что еще за глупость?
— Видать, придумал какой-то из этих остряков. Простите, сеньор, но они, похоже, над нами смеются.
— Потому что мы и впрямь красавцы — Толмач задумался на несколько секунд и сказал: — Ну ладно! Иди вон за те кусты и покажи, что никакого хвоста у тебя нет. Не стоит показывать задницу при всем честном народе, едва ступил на землю.