Сьенфуэгос

— Старое оружие, у которого на три выстрела две осечки, — решительно покачал головой дон Диего. — Мы останемся здесь. Это приказ.

Для большинства тех, кто выглядывал сквозь щели в старых досках «Галантной Марии», одна лишь мысль о том, что совсем рядом находятся дикари, способные убить и сожрать двух их товарищей и явно намеревающиеся поступить в точности так же и с остальными, и при этом испанцы не в состоянии их наказать, была настоящей пыткой, и многие считали, что лучше всего доплыть до лодки и попытаться ее потопить.

— Блестящая мысль! — иронично буркнул оружейник. — Вот акулы попируют! Губернатор в кои-то веки прав — нужно ждать.

— Давайте их потопим! — воскликнул Кошак.

— Как?

— Из бомбард.

— На таком расстоянии? — удивился толедец. — Я оружейник, и разбираюсь в этом получше тебя. Отсюда попасть по такому низкому суденышку можно только чудом. Они просто разбегутся.

— Ну и пусть! Они выводят меня из себя.

— Нет! — решительно вмешался канарец. — Они не должны сбежать. Нужно заставить их заплатить за содеянное.

— Как?

— Покончим с ними! — возмущенно воскликнул Сьенфуэгос. Теперь он казался совершенно другим человеком. — Видели бы вы, с какой жестокостью они разделались с беднягами, как сожрали их еще бьющиеся сердца, запустив руки в грудь, вам бы и в голову не пришло дать им сбежать. Мы должны выступить и уничтожить их! Что бы ни случилось, нельзя оставлять их безнаказанными.

— Но как? — начал терять терпение толедец. — Говорю же, они слишком далеко.

— А насколько они должны приблизиться?

— По крайней мере до того места, где начинаются рифы, да и в этом случае в них способен попасть лишь Лукас Неудачник.

— Лукаса изгнали! — поспешно вмешался Педро Гутьерес, находящийся в пяти или шести шагах. — Как только он сунет сюда нос, я прикажу его повесить.

— Мы еще поглядим, кого повесят... — сухо бросил Кошак. — Если можно каким-то образом заманить этих сволочей поближе, то нужно позвать Лукаса, и тот, кто посмеет до него дотронуться, может считать себя покойником, — он перекрестился и поцеловал большой палец. — Быть по сему!

Королевский вестовой хотел было вытащил шпагу из ножен, но угрожающий ропот со стороны моряков заставил его задуматься, и рука лишь скользнула по эфесу. Тем временем дон Диего де Арана поспешил вмешаться.

— Успокойтесь! — проревел губернатор. — Не время спорить, нужно забыть старые обиды. Я согласен — если мы заставим дикарей приблизиться, то я прощу Лукаса, и мы попробуем их потопить.

— Есть только один способ заставить их подойти ближе, — сказал канарец. — Предложить приманку.

— Какую еще приманку?

— Меня.

— Тебя? — удивился оружейник. — Свихнулся что ли?

— Чуть было не свихнулся в тот день, но сейчас вполне в своем уме, — он махнул рукой в сторону дикарей. — Они меня знают, знают, что я убил одного из них, а другой разбился, пытаясь меня поймать, — он помолчал. — Если меня отведут на берег связанным и оставят там, дикари решит, что меня приносят в жертву, лишь бы остальных оставили в покое. Голову даю на отсечение, они не смогут устоять перед соблазном и придут за мной.

— Неплохая мысль, — согласился Кошак.

— Именно так, — настаивал канарец.

— Уж больно опасно, — забеспокоился Бенито. — Ой, не нравится мне это. Совсем не нравится.

— Никакой опасности нет, — покачал головой Сьенфуэгос. — Как только они приблизятся на нужное расстояние, я со всех ног брошусь обратно. А вы что думаете, ваше превосходительство? — обратился он к губернатору.

Дон Диего немного поразмыслил и наконец слегка кивнул.

— Согласен, — ответил он. — Всё лучше, чем эта неизвестность. Приведите Лукаса.

— И он получит официальное прощение от имени короля? — решил удостовериться астуриец.

— Получит.

— Слово чести?

— Да хватит уже, рулевой! — нетерпеливо оборвал его губернатор. — Сказал же, он получил прощение, и хватит об этом. Приведите его. И поскорее!

Кошак махнул рукой одному из своих прихлебателей, и тот бросился в чащу, а через несколько минут вернулся вместе с пушкарем, которому предстояло сделать первый выстрел в таком непростом положении.

— Мастер Бенито прав, — признал Лукас. — Мы не достанем их, если они не переберутся через риф, да и то два первых выстрела я буду лишь пристреливаться. Нужно как можно быстрее перезарядить, пока они не успеют сбежать. Займись правой пушкой, — обратился он к оружейнику, — а я займусь левой, и да поможет нам Бог.

Пять минут спустя Кошак и старик Стружка выволокли на берег якобы связанного Сьенфуэгоса, который отчаянно вопил, кусался и брыкался; там они бросили его на песок на глазах у сидящих в лодке дикарей, после чего поспешно скрылись за частоколом, как будто и в самом деле до смерти боялись оставаться снаружи.

Канарец блестяще играл роль жертвы, не переставая барахтаться в попытках освободиться от пут, и испускал при этом вопли ужаса, рыдая и умоляя невидимых обитателей форта не подвергать его столь ужасной участи.

— Вот ведь артист! — восхитился Кошак. — Даже у меня по спине мурашки бегут.