Сентябрь

— Когда это случилось?

— В июне. Она не сообщала нам, потому что боялась нас огорчить, боялась, что мы станем препятствовать.

— То есть думала, что он нам не понравится?

— Нет, мне кажется, она считает, что он тебе очень понравится, но только не уверена, как ты вообще все это воспримешь. И вот поручила мне сообщить тебе.

— Ты его видела?

— Да, хотя, можно сказать, мимолетно. У меня не было времени. Выпили по бокалу хереса.

— Тебе он понравился?

— Очень. Красивый и обаятельный. Зовут его Ноэль Килинг.

Эдмунд допил кофе, сделал знак Луиджи и попросил еще одну чашку. Вперив в нее взгляд, он стал помешивать ложечкой; его красивое лицо было бесстрастно.

— О чем ты думаешь? — спросила Вирджиния.

Он поднял на нее глаза и улыбнулся.

— Я боялся, этого никогда не случится.

— Но ты доволен, что случилось?

— Доволен, что Алекса нашла человека, который питает к ней настолько сильное чувство, что хочет проводить с ней как можно больше времени. Конечно, было бы куда лучше для всех, если бы их отношения развивались иным, менее драматичным путем, но, боюсь, в наши дни такое испытание чувств неизбежно. Вряд ли стоит принимать поспешные решения.

Он отхлебнул глоток кофе и поставил чашку обратно на стол.

— Только одно меня смущает: она ведь на редкость наивная и простодушная девочка.

— Она уже не девочка, Эдмунд.

— Мне трудно представить Алексу взрослой.

— Но придется.

— Я понимаю.

— Она никак не могла прийти к решению, сказать тебе или нет. Попросила меня сказать, но я знаю, она хотела как можно дольше хранить свою тайну.

— И что же я должен теперь, по-твоему, делать?

— Ничего. Алекса намеревается привезти Ноэля в Балнед в сентябре, на бал к Стейнтонам. Мы встретим его просто как гостя… ну, как если бы он был другом ее детства или однокашником. Будем вести себя непринужденно. Так будет лучше всего. А что дальше — решать им самим.

— Это твоя идея или так решила Алекса?

— Моя, — не без гордости призналась Вирджиния.

— Умница.

— Я и еще кое о чем сказала ей, Эдмунд. Например, о том, что последние недели мы с тобой были не самыми лучшими друзьями.

— Должно быть, это грянуло как гром среди ясного неба.

Вирджиния не сводила с него своих искрящихся синих глаз.

— Хочу тебе сказать, Эдмунд, я не передумала. Я не хочу, чтобы Генри ехал в интернат, он еще слишком мал, и мы делаем страшную ошибку, но я знаю, в каком он сейчас состоянии, как его огорчает наша размолвка, и потому решила: хватит нам думать только о себе, надо подумать и о наших детях. О Генри и об Алексе. Алекса сказала: если мы с тобой будем волками смотреть друг на друга, они с Ноэлем не приедут в Балнед, она не вынесет такой атмосферы в доме.

Вирджиния смолкла, ожидая его реакции, но Эдмунд молчал, и она продолжила:

— Я много обо всем этом думала. Пыталась представить, как приезжаю в Лиспорт, а бабушка с дедушкой не разговаривают друг с другом, и не могла представить. Для меня это было бы ужасно. И так же ужасно будут чувствовать себя Генри и Алекса. Я не сдаюсь, Эдмунд, что касается интерната ты никогда не найдешь во мне единомышленницу. Но если чего-то нельзя исправить, надо к этому притерпеться. К тому же я тосковала по тебе. Я не люблю быть одна. В Лондоне мне все время хотелось, чтобы ты был рядом, — Вирджиния поставила локти на стол и подперла подбородок ладонями. — Знаешь, что я тебе скажу? Я люблю тебя.

Эдмунд ответил не сразу.

— Я очень сожалею, — сказал он.

— Сожалеешь, что я тебя люблю?

Он покачал головой.

— Нет, сожалею, что поехал в Темплхолл и, не посоветовавшись с тобой, договорился насчет Генри с Колином Хендерсоном. Я должен был принять во внимание твое мнение. Возомнил себя всесильным властелином. Пожалуй, я превысил свои полномочия…

— На моей памяти ты первый раз признаешься, что был не прав.

— Надеюсь, больше мне этого делать не придется. Не очень-то это приятно, — он взял ее руку. — Так, значит, мир?

— С одним условием.

— Каким же?

— Когда настанет этот ужасный день и Генри надо будет отправлять в Темплхолл, не проси и не жди, чтобы я повезла его сама. Я этого не вынесу. Может быть, позднее, когда привыкну, я буду возить его туда, но не в первый раз.

— Я в это время буду дома, — сказал Эдмунд. — Я отвезу его сам.

Было уже совсем поздно. Все посетители, кроме них, ушли, и официанты, стоявшие в отдалении, старались не смотреть на их столик и не подавать вида, как им хочется, чтобы и эта парочка поскорее отправилась домой.

Эдмунд попросил счет и в ожидании его откинулся на спинку кресла, достал из кармана пиджака что-то небольшое, завернутое в толстую белую бумагу и запечатанное красным воском.

— Это тебе. — Он положил сверточек на середину стола. — Маленький подарок в честь твоего возвращения домой.

6