Сентябрь прошлого века. Сборник детективов

Вы его ждали у его же машины. Скрытое подслушивающее устройство и миниатюрная телекамера, снабженные детекторами движения, установленные в машине Евражкина, зафиксировали ваше проникновение внутрь. Вы изъяли из «бардачка» машины находившийся там пистолет, который, как вам было известно, всегда лежал в перчаточном отделении. Увидев Евражкина, подозвали его.

Стернфилд пролепетал что-то, как я не напрягал слух, слова я не расслышал. Сердце колотилось слишком громко, мешая вслушиваться.

– Поинтересовавшись результатами и получив три дискеты в качестве доказательства, вы выстрелили Евражкину в голову. Затем, обтерев крючок и рукоять пистолета, вложили его в руку мертвого ученого. Все эти действия зафиксировала панорамная телекамера, установленная на чердаке дома на противоположной стороне улицы. А по прошествии нескольких секунд вновь, но так, что вас уже видели сбегающиеся на шум соседи, подошли к машине. Через час, вы проникли через незапертое окно кухни, в дом Евражкина. Миниатюрная камера, расположенная в люстре рабочего кабинета и также снабженная детектором движения, зафиксировала совершенное вами хищение материалов, относящихся к теме исследований, проводимых Евражкиным параллельно с основной работой и особо интересующих вас. После чего вы спрятали их где-то вне дома. Мы их пока не нашли. Если бы они находились у вас, нам не пришлось бы вас потревожить…. Алло, Стернфилд, вы слышите меня?

– Я… я был вынужден это сделать, – изменившимся до неузнаваемости голосом произнес Стернфилд и захрипел.

– А мы… – начал было высокорослый, но его перебили.

– Он в обмороке…. Стернфилд, ну приходите в себя… давайте, быстро!

Замешательство за колонной длилось менее минуты. До моих ушей донесся далекий, донесшийся с другого края Земли, голос Саймона.

– Вы… вы слышите… мне пришлось. Я был обязан. Я был вынужден это сделать… поймите же, вынужден.

– Придите в себя, Стернфилд, – вновь начал высокорослый. – Вы слышите меня? Отлично. Нам нужны эти документы, Саймон. И вы их передадите нам, как только мы доберемся до дома. Вы меня поняли?… Никаких «но», это единственное условие. Нет, не освобождение. На суде вас признают психически невменяемым. Да, я могу вам гарантировать это, и то, что по прошествии года вы будете свободны. Вас выпишут из лечебницы и тихо выпустят на все четыре стороны. На нынешнюю работу вы не вернетесь, но мы устроим вас к себе. За все надо платить, Саймон, как это ни прискорбно. Так вы согласны со мной, да?

– Только отдайте документы, и все, – добавил коротышка.

– Я был вынужден это сделать, – повторил Стернфилд. – Клянусь вам.

– Он не воспринимает твои слова.

– Я понимаю, что вы хотите сказать, Стернфилд…

– Нет, сейчас бесполезно. Лучше в самолете.

– Да, скорее всего. Подхватывай и пошли.

– Это было продиктовано… высшей необходимостью… как вы не поймете, – слова давались ему с трудом, он вымучивал каждое со странным хрипом, и часто дышал, хватая ртом воздух, после каждой фразы.

– Надеюсь, его шок не продлится долго.

– Посмотрим.

Агенты взяли под руки и поволокли с трудом передвигавшего ноги Стернфилда в сторону «зеленого коридора». Он и не думал сопротивляться.

Свобода или смерть

– Его крепко держат? – спросил набежавших стражников директор зоопарка и продолжил: – Вы хоть понимаете, что натворили?! Нет, не понимаете! Мерзавец, подонок, дегенерат!

– Понимаю, – глухо ответил смотритель. – Я убил гипножабу. Господин директор, я ведь не отрицаю этого. Скажите охране, чтоб отпустили. Я никуда не денусь.

– А деваться вам некуда, я вызвал полицию, через час, если пробки позволят, они будут здесь, – переведя дух, он выпил стакан воды залпом, откашлялся: – Сорок лет она жила в нашем зоопарке, любимица детей и взрослых, главная достопримечательность. Куда там земляные слоники или баобабочка – гипножабу любили все, о ней даже стихи сочиняли, помните, два года назад проходил конкурс. Да что, я ведь сам его устраивал, когда из писем поклонников поперло в рифму. Ее не просто любили, нет, ей поклонялись. Ведь только в нашем зоопарке ей отмахали целых двадцать метров площади террариума, больше, чем клетка льва-оборотня. Сорок лет назад город залез в долги, чтоб купить ее, только-только выплатили. Жаль, потомства от нее не было.

– Гипножабы редко размножаются в неволе. А наша и поступила в преклонном возрасте.

– Не для жаб! Могла отложить икру даже сейчас, когда генная инженерия… а вы…

– Я знаю, я убил, – повторил смотритель, словно чары животного с него еще не сошли. – Но может, выслушаете мою версию?

– Зачем? Вы смотритель, она вам доверяла, не гипнотизировала вас. Вы и воспользовались.

– Очаровывала, когда я просил, – смотритель продолжил, не поднимая головы. – Для меня гипножаба тоже была всем, сами посудите, господин директор, я при ней двадцать лет, ни жены, ни детей. Да и… с ней никогда не бывает плохо, всегда выслушает, как поймет, что неприятности, сразу настроение поднимет, найдет нужную иллюзию, она ведь чувствует, меня она понимала как никого другого.

– И вы…

– И я, да. Не своей волей, так сама жаба решила. Она сказала мне…