Сентябрь

— Большое спасибо! — Фридеберг схватил Бурду за руку и изо всех сил тряхнул ее. — Сам понимаешь, теперь в любой момент могут объявить… Поездом я приеду только завтра вечером. Это будет катастрофа! Подумать только, приходит приказ, а командир отсутствует. За это в порядочной армии отдают под суд. Очень прошу тебя, сейчас же распорядись…

Бурда встал и принялся звонить шоферу. Фридеберг застонал в отчаянии, когда выяснилось, что шофера нет на месте, и пришел в восторг, когда тот в конце концов нашелся, опрометью выскочил в прихожую и схватил пояс и фуражку.

Наконец Бурда все уладил. Некоторое время он стоял молча, не обращая внимания на благородное ликование Фридеберга. Лицо его уже не было таким бледным. Он думал о конкретных вещах. Подошел к столику и принялся листать книжку в голубой обложке.

— Послушай, Генрик, — сказал он наконец. — Прошу меня извинить, я не могу дать тебе машину.

Фридеберг остановился как вкопанный. Он глядел на Бурду, словно обиженный, беспомощный ребенок; нижняя губа отвисла и задрожала, казалось, он вот-вот расплачется.

— Ты же сам понимаешь… Могут быть разные срочные выезды… инспекция… Время горячее…

— Это твоя собственная машина? — Фридеберг со слабой надеждой взглянул на него.

— Да! — неохотно отозвался Бурда. — Но в министерстве может вдруг не хватить машин. В такие моменты можно рассчитывать только на себя.

— Но я завтра же отошлю ее обратно…

— Дорогой мой, ты же сам рассказывал, какие там дороги. Разобьешь машину, а потом что? Но ты не волнуйся, вот здесь… — он протянул Фридебергу голубую книжечку, — поезд отходит в два часа пятьдесят две минуты, — он взглянул на часы, — у тебя впереди три часа. Только одна пересадка в Розвадове.

— Наверно, без первого класса…

— Мой дорогой… — начал сухо Бурда, и тот сразу же сдался.

— Все ясно! Ты прав, я согласен. Но хоть здесь, в Варшаве, отвези меня на вокзал… — умолял Фридеберг. — Если б не этот Минейко! Где мне его искать?

— Обзвони ночные рестораны. Наверно, сидит в каком-нибудь кабаке.

— Ты прав! Задам же ему жару! Ну, я побежал.

— Постой, сейчас будет машина.

Фридеберг подбежал к телефону. Торопливо набрал номер и в ожидании ответа притопывал ногой. Всякий раз начинал со слов «Говорит генерал» и ждал, пока объявят в зале: «Нет у вас поручика Минейко?»

Безрезультатность поисков все больше злила Фридеберга, он проклинал несчастного адъютанта, вертелся, подпрыгивал и наконец, отчаявшись, объявил:

— Сам объеду на машине все эти бордели…

А машина опаздывала. Фридеберг шагал по комнате, упорно глядя под ноги. Бурда его понял: генералу было стыдно, стыдно за Бурду! Вот цена его тонким и мудрым расчетам — грозная действительность сдула их бесследно. Словно зубная боль, бередили его душу злость, отчаяние и обида. Наконец он сказал — скорее самому себе, чем собеседнику:

— Обманули, как обманули!

— Посадили в калошу, да еще в какую! Ах, Гитлер, Гитлер! — буркнул Фридеберг. — Я всегда говорил, что политика — глупость и обман, главное — армия!

«Нужно ее иметь», — едва не сказал Бурда, но тут пришёл шофер, и Фридеберг на прощание решил продемонстрировать свой дешевый оптимизм.

— Так ты помни! — почти кричал он. — Объясни им. А за своего Янека не беспокойся, я беру его на себя. Держись, черт возьми! Спокойной старости захотелось?! Впрочем, все будет хорошо!

Он так помчался вниз по лестнице, что шофер еле поспевал за ним. Бурда вздохнул свободнее, но это было лишь минутное облегчение. Он принялся звонить в Замок, на Вежбовую, в Главную инспекцию вооруженных сил. Но все начальники были заняты, для Бурды у них не было времени. Размеры катастрофы росли, из всеобщей она становилась и личной. Ему стало казаться, что о нем забыли, отстранили, выбросили на свалку. А еще эта история с Вестри — как он мог, как он мог так глупо поступить?.. Огромным усилием воли Бурда внушал себе: спокойствие, спокойствие, не думать!.. Он бродил из комнаты в комнату, смотрел на свою изысканно обставленную квартиру: вот солнечная столовая, картины Стрыенской и Скочиляса, Мальчевского, этих лучших художников Польши, потом заглянул в кабинет, машинально выдвинул какой-то ящик письменного стола, остановился возле книжного шкафа. «Что это, черт побери, прощаюсь я, что ли, со всем этим?» Окончательно разозлившись, направился в ванную, но по дороге вспомнил о Каролине… или Шарлотте… а в последнее время она зовет себя Скарлетт. Он заказал междугородный разговор и в ожидании звонка снова принялся бродить по квартире.