Сепар

Павел Петрович возмущённо смотрел на жену. Как рассуждает! Никогда бы не подумал, что она способна так рассуждать. Никогда бы не подумал, что в её голове роятся такие странные мысли. Сам он никогда не задумывался над вопросом своей национальной принадлежности. Прежде был советский человек. Потом Союз развалился. Павел Петрович, будучи русским по происхождению, получил украинский паспорт и стал считать себя украинцем. Ну, раз он на Украине живёт и работает, значит, украинец. Чего тут размышлять-то!

– Ты твёрдо решила? – спросил он.

– Твёрдо. Не сомневайся.

– Ну, раз так, потом не жалуйся. Скоро мы вернёмся и всё решим.

– Да уж всё решено, – устало сказала Алина Глебовна. – Поезжайте!

– Зря ты это, мать, – бросил сын.

Дочь пожала плечами.

Павел Петрович позвонил водителю Серёге, подхватил два чемодана и пошёл к выходной двери. Сын и дочь шли за ним. Алина Глебовна перекрестила их спины.

У двери Павел Петрович обернулся:

– Ну, ни пуха…

Они вышли. Дверь захлопнулась.

Алина Глебовна посидела ещё немного, затем встала и пошла в спальню – собирать свой чемодан. Всё было кончено!

Через час она была уже на окраине города в шахтёрском посёлке, выросшем после войны возле угольной шахты. Надшахтное здание было видно из любого уголка посёлка.

Алина Глебовна приоткрыла калитку и вошла во двор. В глубине двора стоял дом её матери, Галины Петровны. Старый дом, построенный в шестидесятые. Три окна по фасаду с голубыми рамами, шиферная серая крыша. Двор порос травкой. Из травки выглядывали красные розы.

«Как капли крови», – подумала Алина Глебовна.

В этом дворе когда-то играли её свадьбу. Чуть ли не весь посёлок собрался тогда. Двор не вмещал всех гостей, и свадебные столы ставили не только во дворе, но и прямо на улице за широко распахнутыми воротами.

Из родительского дома Алина Глебовна ушла жить к мужу в его городскую трёхкомнатную квартиру. В этом дворе через несколько лет стоял гроб с телом её отца, поднятым из шахты спасателями после обвала. Много чего перевидал этот двор и этот дом! А теперь над ним гремела канонада.

Алина Глебовна направилась по кирпичной дорожке к крыльцу. На крыльцо вышла Галина Петровна, седая, в голубом фартуке.

Мать и дочь обнялись.

– Разве ты не уехала? – спросила мать, выпуская дочь из объятий. – Мне звонила Марианна и сказала, что вы уезжаете.

– Я не уехала. Разве я могла уехать без тебя?

– А я подумала, что ты пришла попрощаться.

Они вошли в сени, затем прошли на кухню и сели возле стола, накрытого старенькой пёстрой клеёнкой.

– А почему ты с чемоданом? И где все остальные?

– Они уехали, мама. На Украину. В Винницу. Кстати, Марианна спросила тебя, поедешь ли ты?

– Нет, не спрашивала. Сказала только, что вы все уезжаете. И ещё сказала, что в микроавтобусе все места заняты, что с вами едут ещё сослуживцы Паши. Она перечислила кто, но имён я не запомнила.

– Неважно, – сказала дочь. – Главное, что Оля тоже едет в этом микроавтобусе.

– Оля? Да, Маша упомянула какую-то Олю.

– Как какую-то? Это наша любовница, – усмехнулась Алина Глебовна.

Галина Петровна всплеснула руками, сложила их на груди, сочувственно глядя на дочь.

– Так они уехали? Без тебя?

– Без нас, мама. Они уехали без нас. Я решила остаться. Кстати, могу я теперь жить с тобой?

– Аля, о чём ты спрашиваешь?! Это твой дом. А, вот почему ты с чемоданом.

– Да, мама. Там всё кончено. Да, ты ещё не знаешь: кот Мур умер. Не вынес, старичок.

– Как жаль! – сказала Галина Петровна, и её голубые глаза наполнились слезами. Она знала, как её дочь любила кота. – Как жаль! – повторила она. – Считай, третий ребёнок! Ну, иди, располагайся в своей комнате. А я чайник поставлю. Да, и подвал я оборудовала, как умела. Хочешь посмотреть?

– Хочу, – сказала Алина Глебовна. – После чая.

Она прошла в свою девичью светёлку и огляделась.

Ничего не изменилось в светёлке. Как будто не было прошедших двадцати лет. Когда Алина Глебовна приезжала к матери в гости, она не всегда заглядывала в свою бывшую комнату. Погостит часок-другой – и назад, в город. У стены стояла узкая девичья кровать с панцирной сеткой и железными спинками, покрытая белым пикейным покрывалом. Две пышные подушки с кружевными наволочками лежали в изголовье. На стене висел ковёр с оленями в зимнем лесу. У противоположной стены стоял платяной шкаф. У распахнутого окна – письменный стол, за которым она делала когда-то уроки. Венский стул у стола. И у торцовой стены, рядом с окном, – книжные полки, сколоченные когда-то отцом.

Алина Глебовна обошла комнату и приблизилась к окну. Оно глядело в маленький сад с фруктовыми деревьями. За садом был небольшой огород.

Нет, она неправа. Всё изменилось. Деревья разрослись и давали густую тень. Мебель состарилась и покрылась мелкими трещинами. Пикейное покрывало потерлось и кое-где было заштопано белыми нитками. Ковёр выцвел. Но всё это было такое родное, такое своё!

Алина Глебовна открыла чемодан и разложила вещи на полках старенького платяного шкафа. Она погладила закрытые створки шкафа. Потом отправилась на кухню пить чай.