Септимий Север. Африканец на Палатине

План заговорщиков был следующим: когда Пертинакс покинет Рим и будет проверять в порту Остии как идёт снабжение столицы привозным хлебом, Сосий Фалькон пребудет в стан преторианцев и провозгласит себя императором. Но и этот заговор быстро провалился, поскольку кто-то о появлении нежданного соперника своевременно предупредил Пертинакса. Тот стремительно, несмотря на почтенный возраст, вернулся в Рим и предстал перед сенатом римского народа. В своей краткой речи император напомнил о своей щедрости, проявленной в отношении воинов, и оскорбительно выразился об императорских либертинах. И те, и другие были возмущены, но прямо этого не высказали. Сенаторы решительно были настроены на ликвидацию заговора и на самое жестокое наказание для Фалькона. Вот свидетельство Диона Кассия, сенатора и участника этого заседания: «Когда же мы собирались проголосовать за постановление, осуждающее Фалькона, и уже стали именовать его врагом, Пертинакс поднялся и воскликнул: «Да не случится так, чтобы хотя бы один сенатор в моё правление был предан смерти, пусть даже по справедливому обвинению!» Так спасся Фалькон, который всё остальное время провёл в сельском имении, демонстрируя почтительность и осторожность».⁶⁸

Но почва для нового заговора оставалась. Его нити продолжал плести державшийся в тени Лет. Не забудем, что помимо преторианского лагеря опасность таилась и в самом императорском дворце на Палатине, ибо дворцовая челядь и придворные ненавидели Пертинакса за резкое уменьшение своих доходов. У императора были, конечно, и преданные слуги, но он оставил их в распоряжении своего сына, пребывавшего вне дворца. Переворот случился 23 марта 193 года. Сам бунт произошёл, судя по всему, спонтанно. Лет, готовя свержение, вёл частую для заговорщиков двойную игру. С одной стороны он вербовал сторонников переворота, с другой клялся в верности Пертинаксу. Это смущало многих преторианцев. И вот, опасаясь, что Лет сдаст их императору и повторится судьба бесславного заговора Фалькона, около 200 (по другим сведениям, 300) воинов с обнажёнными мечами ворвались в Палатинский дворец. Пертинакс узнал об этом тогда, когда бунтовщики были уже на Палатине, о чём сообщили ему жена, а также немногие преданные слуги. Будучи не готов к отражению нападения, император решил попытаться начать переговоры с бунтовщиками и для этого направил к ним Лета. Надо сказать, Пертинакс сделал наихудший выбор! Префект претория вместо увещевания мятежников просто покинул дворец. Потому, когда те ворвались во внутренние покои, император был вынужден сам выйти к ним навстречу⁶⁹. Дион Кассий так сообщает об этом: «Пертинакс повёл себя то ли благородно, то ли безрассудно, то ли еще каким-то образом – пусть такое поведение каждый называет, как ему угодно. В самом деле, располагая силами, скорее всего достаточными, чтобы перебить нападавших (ведь у него для защиты были и ночная стража, и всадники, и много других людей находились тогда во дворце), и, во всяком случае, имея возможность скрыться и найти себе убежище в том или ином месте, заперев ворота дворца и все прочие двери на пути внутрь, он не стал предпринимать ни того, ни другого. Вместо этого он, надеясь, что его вид устрашит, а речь убедит нападавших, вышел им навстречу, когда они уже проникли внутрь дворца».⁷⁰ Следующие строки Диона Кассия показывают, почему у Пертинакса не было шансов спастись: «Дело в том, что никто из их сослуживцев-воинов не преградил им путь, а привратники и прочие императорские вольноотпущенники не только не заперли, но и открыли настежь все входы».⁷¹ Близкие сведения сообщает и Геродиан, говоря, что немногочисленная безоружная дворцовая прислуга разбежалась⁷². Пертинакс предстал перед мятежными воинами в сопровождении лишь одного человека – своего спальника Эклекта. Поначалу появление императора привело часть бунтовщиков в смущение, иные даже опустили мечи. Однако, их предводитель – некто Таузий, по происхождению германец-тунгр, выбежал вперёд и нанёс Пертинаксу удар мечом. Его примеру немедленно последовали другие… Эклект отважно защищал своего государя, убив двоих воинов, ранил нескольких и героически погиб в неравной схватке. Дион Кассий, знавший его, так написал о гибели Эклекта: «После этого я, и раньше считавший его прекрасным человеком, преисполнился настоящим восхищением перед ним».⁷³