Произошедшее в Антиохии стало хорошо известно и соседям римских владений. Оттуда начали прибывать посольства к Нигеру как к уже признанному императору. Правда, зависимые от Рима восточные правители обещали ему помощь, догадываясь, что борьба за высшую власть в Империи вовсе не завершена. Нигер же, хотя и был этим явно польщён и щедро награждал восточных посланников богатыми дарами, от прямой поддержки извне отказывался. Он заявлял, что положение его уже достаточно прочно и что он намерен утвердиться в Риме и править без пролития крови. В таком поведении не должно видеть одну лишь самоуверенность. Нигер не мог не понимать, что, если он станет добывать власть с помощью восточных царей, пусть и вассальных Империи, то римляне едва ли отнесутся к этому с пониманием и симпатией. Контролируя огромную территорию, поскольку его поддержали наместники восточных провинций от Азии до Египта, и располагая девятью легионами, в них находящимися, Гай Песцений Нигер, уповая и на поддержку в Риме, тем не менее, не спешил переходить к активному наступлению. Похоже, ему казалось, что время работает на него. На деле же своей медлительностью Нигер только развязал руки самому выдающемуся из претендентов на Палатин, каковым, согласно мнению Диона Кассия, с которым нельзя не согласиться, являлся наш герой – Луций Септимий Север10.
Север должно быть первым из всех возможных претендентов получил известие о гибели Пертинакса и немедленно приступил к решительным действиям по овладению высшей властью. Уже 13 апреля он выступил на сходке воинов с речью: «Вашу верность и благочестие по отношению к богам, которыми вы клянётесь, ваше уважение к государям, которых вы почитаете, вы обнаружили тем, что негодуете на дерзостный поступок находящихся в Риме воинов, которые служат больше для торжественных шествий, нежели для проявления мужества. И мне, никогда раньше не имевшему в мыслях такой надежды (ведь вам известно моё повиновение по отношению к прежним государям), желательно теперь довести до конца и завершить то, что угодно вам, и не смотреть безучастно на повергнутую Римскую державу, которая прежде, до Марка, управлялась с соблюдением достоинства и казалась священной; когда же она досталась Коммоду, то хотя кое в чём он по молодости допускал оплошности, однако последние прикрывались его благородным происхождением и памятью отца; и его проступки вызывали больше сожаление, чем ненависть, так как большую часть того, что происходило, мы относили не к нему, а к окружавшим его льстецам, одновременно советчикам и слугам неподобающих дел. Когда же власть перешла к почтенному старцу, воспоминание о мужестве и порядочности которого еще прочно в наших душах, они этого не вынесли, но устранили такого мужа путём убийства. Некто, позорным образом купивший столь великую власть над землёй и морем, ненавидим, как вы слышите, народом и уже больше не внушает доверия тамошним воинам, которых он обманул. Их, если бы даже они, оставаясь преданными, стали ради него в строй, вы все вместе превосходите числом, а каждый в отдельности – храбростью; вы закалены упражнениями в военных делах и, всегда выстроенные против варваров, привыкли переносить всякие труды, презирать морозы и жару, ступать по замёрзшим рекам и пить выкапываемую, а не черпаемую из колодца воду. Вы закалились на охотах, и во всех отношениях у вас имеются благородные данные для проявления мужества, так что если бы даже кто-нибудь захотел противостать вам, он не мог бы сделать это. Проверка воинов – напряжение, а не роскошная жизнь; взращённые в ней и предаваясь попойкам, они не будут в состоянии вынести ваш крик, а не то что битву. Если же кто-нибудь относится с подозрением к тому, что происходит в Сирии, то он мог бы заключить о плохом состоянии и безнадёжности тамошних дел из того, что те не осмелились выступить из своей страны и не решились задумать поход на Рим, охотно оставаясь там, и считают достижением для своей ещё не прочной власти один день роскошной жизни. Сирийцы обладают способностью остроумно, с шуткой насмехаться и особенно жители Антиохии, которые, как говорят, привержены к Нигеру; остальные же провинции и остальные города за неимением теперь того, кто будет достоин власти, за отсутствием того, кто будет властвовать, управляя мужественно и разумно, явно притворяются, что подчиняются ему. Если же они узнают, что иллирийские силы проголосовали единодушно, и услышат наше имя, которое для них не является безвестным и незначительным со времени нашего управления там в качестве наместника, будьте уверены, что они не будут обвинять меня в нерадивости и вялости и, значительно уступая вам в росте, выносливости в трудах и в рукопашном бою, предпочтут не испытать на себе вашу крепость и стойкость в бою. Итак, поспешим раньше занять Рим, где находится императорское жилище; двигаясь оттуда, мы без труда будем управлять остальным, доверяясь божественным прорицаниям и мужеству вашего оружия и ваших тел».11