Септимий Север. Африканец на Палатине

Луций даже не затруднил себя изобретением сколь-либо правдоподобной версии расправы над заслуженным полководцем. Какие такие легионеры посмели бы убить столь почитаемого в армии военачальника? В неудаче под Хатрой была вина только самого императора, что не вызывало сомнений. А растущая в таких условиях популярность Лета должно быть сильно уязвила самозваного пасынка Марка Аврелия. Про того, кстати, говорили, что он не приказывал, а только допустил, чтобы убили Авидия Кассия, мятежного полководца, провозгласившего в 175 ГОДУ ^в Сирии себя императором. Север же погубил военачальника, и близко не собиравшегося восставать против него. Убийство Лета – один из самых подлых и бесчеловечных поступков Луция. Без доблести того принцепс бесславно мог погибнуть при Лугдуне. Тогда история Рима вообще бы не знала династии Северов. Должно заметить следующее: приказать в ходе войны, да ещё с учётом предстоящей повторной осады могучей крепости, убить, возможно, лучшего из своих военачальников – очень неразумный поступок со стороны главнокомандующего.

К новому походу на Хатру Север готовился очень серьёзно. Учитывая трудности пребывания армии в ненаселённой и неплодородной местности, окружавшей крепость, император велел взять с собой как можно больший запас продовольствия. Пришлось восстанавливать и парк уничтоженных арабами осадных машин. Уцелели лишь самые мощные из них, построенные под руководством славного последователя Архимеда Приска³¹.

Новая осада, тем не менее, шла никак не успешнее предыдущей. Вокруг римского лагеря действовали летучие отряды арабской конницы, стремительно и яростно нападавшие на фуражиров и истреблявшие их. Более того, с помощью бывших солдат Песцения Нигера атрены сумели наладить свою крепостную артиллерию. У них на вооружении оказалось немалое число дальнобойных метательных машин. Стрельбу они вели так, что, согласно сообщению Диона Кассия, «попадали даже в телохранителей Севера, причём одним выстрелом они метали сразу по два снаряда, и в стрельбе участвовало одновременно множество рук и множество метательных приспособлений. Однако больше вреда они причинили осаждающим, когда те подступили к стенам, и еще намного больше, когда они обрушили некий участок стены, ибо атрены стали метать на них, помимо прочего, ту самую асфальтовую нефть, о которой у меня написано выше, и сожгли дотла осадные машины и всех воинов, на которых попало это вещество. Север созерцал всё это с высокого помоста».³²

Тем не менее, несмотря на все трудности осады и отчаянное сопротивление арабов, римлянам удалось с помощью стенобитных машин (конструкции, должно быть, Приска) обрушить часть стены Хатры. Обрадованные долгожданным успехом легионеры готовы были решительной атакой проложить себе дорогу в крепость, сломив сопротивление её защитников. Такой счастливый поворот битвы представлялся римлянам реальным… Но Север, что было для всех и неожиданно и удивительно, приказал дать сигнал к отступлению. Громкие звуки медных букцин дошли до слуха штурмующих. Римская дисциплина взяла верх над жаждой достичь уже близкой, казалось, победы… Падения Хатры не состоялось. Чем же был вызван сей престранный приказ? Наиболее распространённая версия вытекает из рассказа об этом событии Диона Кассия. Север опасался упустить ожидаемую огромную добычу. Ворвавшиеся в город легионеры, разъярённые тяжёлой осадой и кровопролитным штурмом, разграбили бы всё подчистую. Сомневаться в этом не приходилось. Север же желал, чтобы всё поступило в императорскую казну помимо тех выплат, непременно щедрых, которыми он бы вознаградил доблесть победителей. Император почему-то вообразил, что царь Барсемий, осознав безнадёжность сопротивления после обрушения части стены, решится на сдачу города. Население же, скорее всего, его поддержит, опасаясь, что в ином случае всем грозит либо погибель, либо обращение в рабство. Но властелин Рима крепко просчитался. День, который, как он полагал, станет последним в осаде Хатры, все его надежды перечеркнул. Завоёванное с большими потерями преимущество было утрачено. Арабы сумели за ночь восстановить разрушенную часть стены. Когда при свете дня легионеры увидели заделанный пролом и полных решимости и далее защищать свой город атренов, дух римской армии оказался смущён.