Септимий Север. Африканец на Палатине

Население Рима в эти дни наслаждалось щедрыми угощениями, раздачами и, само собой, зрелищами самих игр. Простому народу столицы было за что любить своего императора. Жестокость Септимий Север проявлял исключительно к представителям верхов общества, поскольку только оттуда могла исходить угроза его власти.

Следующий 205 год принёс сокрушительный поворот в жизни и судьбе, казалось бы, прочнее прочного утвердившегося во властных верхах Гая Фульвия Плавциана. Префект претория, с 200 года после устранения своего коллеги Квинта Эмилия Сатурнина единственное высшее должностное лицо в Империи, подчинённое только принцепсу, с 202 года тесть Бассиана Антонина – старшего сына Севера… Кто мог предположить бесславный финал такой карьеры?

В римской истории фаворитизм нельзя назвать традиционным явлением. Но временами на Палатине близ царственных персон появлялись и сильные временщики. В первую очередь, здесь памятен Сеян, префект претория при Тиберии. Но его могущество, выглядевшее непоколебимым, в октябре 31 года внезапно оборвалось. Фаворит был казнён, тело его стало предметом глумления римской толпы. Ювенал в своей X сатире увековечил эту омерзительную сцену. При Калигуле (37–41 гг.) временщиком попытался стать преемник Сеяна Макрон. Но опасавшийся его Гай Цезарь достаточно быстро от наглеца избавился. А вот при Клавдии (41–54 гг.) государственная власть оказалась в руках «великих либертинов», среди которых наиболее известны имена Каллиста, Нарцисса, Палланта, Полибия, Посида. Надо отдать им должное: при них государственная машина Империи работала без сбоев. Что особо удивительно, несмотря на замечательную склонность вольноотпущенников-управителей к казнокрадству, имперские финансы восстановились после нелепых трат и безумств Калигулы. При Нероне (54–68 гг.) к временщикам можно отнести Тигеллина, на совести которого немало кровавых дел, включая первую в истории расправу над христианами. При Флавиях фаворитизм, казалось, ушёл в прошлое. В эпоху Антонинов это явление также не наблюдалось. При Коммоде, правда, иные префекты претория пытались сыграть роли новых Сеянов, но и финал их жизни был соответствующим, о чём уже говорилось.

И вот при Луцие Септимии Севере, вне всякого сомнения, сильном незаурядном и уверенном в себе правителе, в Империи появился не просто временщик, но человек, о котором Дион Кассий прямо пишет, «что Плавциан обладал таким могуществом, какого не было ни у одного из людей, и имел власть, достигающую императорской»⁷. Историк-сенатор винит в сложившейся ситуации принцепса: «Самым главным виновником этого был Север, который до такой степени уступил Плавциану все полномочия, что тот играл роль императора, а сам Север – роль префекта».⁸ Обращаясь ко времени правления Тиберия, Дион Кассий приходит к выводу, что Плавциан был могущественнее Сеяна. Здесь можно вспомнить, что преемник Августа отверг попытку префекта претория породниться с семьёй принцепса, когда Сеян возжелал стать мужем Ливии Ливиллы, племянницы Тиберия. Север же, как мы знаем, благосклонно отнесся к браку дочери Плавциана со своим старшим сыном. Кем же был Гай Фульвий Плавциан, сделавший такую умопомрачительную карьеру, не имевшую подобия в более чем двухсотлетней истории Принципата?

Родом префект был из Лептиса. Уже это могло способствовать расположению Луция к земляку. Более того, родовое имя позволяет предполагать родственную связь Плавциана с Севером по женской линии, поскольку мать императора звалась Фульвия Пия. Точная дата рождения будущего временщика неизвестна, но, скорее всего, он был примерно одного возраста с Луцием. Согласно Геродиану, Плавциан своим возвышением был обязан исключительно Северу. При этом он не указывает сколь-либо серьёзных причин такого расположения властителя к подданному. «Про него, человека в ранней молодости незначительного, некоторые говорили, что он подвергся изгнанию, уличённый в заговорах и многих преступлениях. Он был соотечественником Севера (ведь он тоже – ливиец): одни утверждали, что он – родственник Севера, а другие злословили, утверждая, что он в цветущем возрасте был его любовником. Как бы то ни было, Север, выведя его из низкого и незначительного состояния, обеспечил ему высокое положение, наградил его необыкновенным богатством, даря ему имения казнённых, и чуть ли не делил с ним власть. Злоупотребляя властью, Плавтиан в своих действиях не останавливался ни перед жестокостью, ни перед насилием и стал, наконец, страшнее всех когда-либо властвовавших. Соединив его дочь со своим сыном, Север соединялся с ним домами».⁹