Септимий Север. Африканец на Палатине

Если предположить, что рассказ правдив, то Север имел в виду известных распутниц дочь и внучку Августа. В своей же терпимости к Юлии Домне Луций мог опираться на пример почитаемого им Пертинакса, который «так же милостиво обошёлся со своей женой Флавией Сульпицианою: он не прогонял и не возвращал её, но, зная, что она занимается любовью с певцом и музыкантом и увлечена им, предоставил ей полную свободу действий, сам же взял в любовницы двоюродную сестру свою, некую Корнифацию»¹⁵.

Если дела в семье Севера обстояли подобным образом, то, пороча августу, Плавциан не мог настроить императора против неё. А вот добиться от Юлии Домны глубокой ненависти к себе вполне. Гнев же августейшей особы рано или поздно становится смертельно опасным для подданного, сколь бы высоко он не взлетел. Более того, здесь дело не ограничивалось одной императрицей. Брак Плавциллы и Бассиана Антонина, который должен был укрепить влияние префекта претория на Палатине, введя его в семью принцепса, привёл к совершенно обратному результату. Свидетельствует Геродиан: «Не слишком довольный браком и женившись более по принуждению, чем по своей воле, Антонин враждебно относился и к молодой женщине, и к её отцу: не делил с ней ни ложа, ни трапезы, чувствовал к ней отвращение и часто грозил убить и её, и её отца, как только станет единственным обладателем власти. Обо всем этом молодая женщина постоянно рассказывала отцу, сообщая ему о ненависти её мужа к браку и возбуждая гнев отца».¹⁶

Плавциан, крайне раздражённый рассказами дочери, мог сколько угодно гневаться на старшего сына императора, но такой недруг был ему явно не по зубам. Север решительно готовил Бассиана в преемники. Возведение его в цезари, а затем в августы недвусмысленно об этом свидетельствовало. Потому такая вражда не могла разрешиться каким-либо примирением сторон, а неизбежно должна была закончиться гибелью одного из её участников. А, учитывая, что за сыном стояла августа-мать, вопрос о победителе не стоял. Дело было только во времени. И оно работало не на префекта претория. Да и отношения Севера с Плавцианом не всегда были ровными. Однажды, это было, скорее всего, в 201 году, Луций обратил внимание на дерзкое помещение среди статуй членов императорской семьи изваяний префекта. Раздражённый этим принцепс повелел отправить их на переплавку. Это известие стремительно распространилось по просторам Империи и вызвало неподдельную радость во многих провинциях. Слава у Плавциана была недоброй. Он «отличился» на Востоке, преследуя сторонников Нигера, а заодно и тех, кого можно было обвинить в сочувствии к павшему претенденту на Палатин. Всем было очевидно, что такое усердие префекта носило не столько верноподданнический, сколько корыстный характер, поскольку собственность казнённых присваивалась им. Сохранился папирус, содержащий сведения о том, что Плавциан расследовал дела чиновников, обвиняемых в злоупотреблениях. Это также не добавило ему симпатии в глазах имперской бюрократии. Короче, в ряде городов стали уничтожать изображения префекта, полагая, что немилость императора к статуям это и прямое предвестие падения и погибели самого ненавистного многим и многим временщика. Все помнили, что не раз в римской истории сносились статуи низвергнутых фаворитов, утративших доверие властителей. Это было делом обыкновенным. Но, чтобы приказано было отправить на переплавку статуи действующего временщика, сохраняющего свою высокую должность, такого не то, что не было, а и вообразить было невозможно. И вот на тебе! Те, кто переусердствовал в истреблении изображений Плавциана, оказались перед судом. Одним из таковых стал наместник Сардинии Раций Констант. Любопытно, что в суде над ним участвовал сенатор Кассий Дион Коккейян. Он же и засвидетельствовал этот процесс и слова обвинителя, заявившего, «что скорее небо упадёт на землю, чем Плавциан хоть в чём-то будет ущемлён Севером»¹⁷. Более того, сам император горячо подтвердил судьям: «Невозможно, чтобы мною Плавциану был причинён даже малейший вред»¹⁸. Но, как известно: «Никогда не говори «никогда»!