Септум (СИ)

В конце концов часа через два я неслышно подобрался к нему сзади, заглядывая через плечо. На листке было полно цифр и формул, чёрканых-перечёрканных. Решение у того явно не задалось.

Я мягко и максимально невесомо положил ему руки на плечи, но тот дёрнулся так, будто я как минимум нож в него вонзил.

— Ты чего? — Септум обернулся, огорошено уставившись на меня, а я ткнул пальцем ему в щёку, разворачивая его голову обратно.

— Всего лишь хочу размять твои плечи. Ты расслабишься — и мозги сразу заработают пуще прежнего!

— Не нужно.

— Да мне несложно.

Тот подозрительно быстро примолк, а спустя ещё минуту и вовсе прикрыл глаза. А мне просто нравилось это. Нравилось касаться его. И нравилось то, что я могу доставить ему хоть какое-то удовольствие. Никогда ещё простой массаж, которым я награждал едва ли не каждого знакомого, не был настолько волнительным.

— Хосок, — моё имя из его уст прозвучало непривычно ласково.

Я невольно напрягся.

— Я тебе столько всего рассказал личного, — его голос был по-кошачьи тягучим. — А ты пёк мне торт и даже книгу подарил. Помог мне избитому вчера… У меня даже фраза твоя на теле выбита. Это ведь всё неспроста, правда? Это ведь значит, что мы друзья? — и запрокидывает голову назад, чтобы видеть меня.

Я даже дышать перестал, немигающим взглядом уставившись на его губы. Больше всего сейчас хотелось нагнуться и коснуться их, абсолютно наплевав на металлическое кольцо посредине нижней. И меньше всего хотелось отвечать на какие-то вопросы.

— Так мы друзья? — повторил, настойчиво желая всё же добиться ответа.

— Тебе… что-то нужно? — с трудом переведя взгляд на его широко распахнутые глаза, неуверенно предположил я.

— Сигареты закончились, — выдал по-детски непосредственно, словно речь шла о чём-то будничном. — А приятель, который мне их раньше покупал, уехал на месяц.

— Я не стану тебе их продавать, — отчеканил твёрдо, убирая руки от его плеч.

— Ясно, — мгновенно нахмурился. — На другой ответ глупо было рассчитывать. Опять я забылся.

Он кинул тетрадь с так и недорешенной задачей в рюкзак и достал книгу, сутуло нависнув над ней. Но высидел так не более получаса.

— За колу, — удостоив меня колючим взглядом, он высыпал мне на прилавок пригоршню мелких монет. — Мне пора.

— Постой, — я поспешно выбежал из-за прилавка, хватая Септума за плечи и разворачивая к себе рюкзаком, лямки которого были пришиты крупными неаккуратными стежками.

— Даю только одну, — торопливо, пока не успел передумать, кинул пачку сигарет в карман. — Постарайся хотя бы делать это реже, ладно?

Едва я застегнул молнию, он обернулся. А на лице его сияла такая широкая, такая открытая и счастливая улыбка, что попроси он меня сейчас хоть десять литров соджу, я бы отдал всё. Если до этого во мне роились сомнения, а мой мозг просто взрывался своими «нет» и «нельзя», то после этой улыбки ничего не осталось, лишь твёрдая уверенность в том, что я поступил правильно.

— Так сильно рад сигаретам?

— Нет. Так сильно рад, что ты сделал это для меня.

С тех пор Септум стал заходить чаще. Настолько чаще, что почти поселился в моём магазине. Он делал здесь уроки, читал книги, высасывал мой интернет, смотря документальные фильмы про космос и НЛО. Он не был особо словоохотлив и не делился происходящим в школе и дома, но, когда был в особенно хорошем настроении, пересказывал сюжеты самых запомнившихся ему книг. В эти моменты он становился оживлённым и восторженным. Мне нравилось видеть его таким. Иногда он любил рассказывать о своих тату и пирсинге, делился своим опытом и маленькими драмами, основанными на том, насколько же сильно больно это было. Подобное слушать мне нравилось куда меньше.

Спустя какое-то время к нему привыкли даже постоянные покупатели, считая его моим младшим братом. Сначала они кидали на него косые взгляды и шептали мне что-то вроде «спасай мальца, пока совсем себя не угробил», но потом тоже прониклись к нему некой добротой и нежностью. Видимо, их успокаивал его вечно занятый вид, а также то, что он якобы мой брат, того, кто всегда им помогал и разводил со скучающими ими демагогии по поводу погоды и политики. Потому они стали относиться к нему уже не как к опасному для общества человеку, а как к неразумному дитю. Кто-то участливо интересовался, как дела в школе, а кто-то и вовсе задаривал вкусностями. В основном это были местные старушки. Но Септуму это явно нравилось. За исключением того факта, что его звали моим братом. Слыша подобное, он всегда хмурил брови и начинал нервно теребить кольцо в губе.