Читаем Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь полностью

Категория времени приобретает и у Вольфрама, и у поэта “Гавейна” ведущую роль. Каждый отрезок “авантюрного времени”[148] уже не совпадает с новым отрезком пространства на пути героя, которого приключение уводит за пределы владений Артура. Тем самым, пространство Камелота оказывается ограниченным, тогда как авантюрное время тянется и дальше. И каждый отрезок времени становится новым для героя в его внутреннем продвижении, в его духовном странствии, он не повторяется, как те отрезки пространства, куда Гавейну приходится возвращаться. В Камелот Гавейн приезжает уже другим, изменившимся, человеком.

У поэта “Гавейна” пространство членится уже не на две части, как у Вольфрама. С одной стороны, вводя реальную топонимику в путешествие Гавейна, поэт следует в русле процесса развития жанра, который предполагает вытеснение сказочной составляющей рыцарского романа. С другой, локализуя куртуазный мир, он отделяет его от мира эпического — сказочного леса, в котором Гавейн, как и подобает эпическому герою, дерется с чудовищами и великанами и решительно едет к Зеленой Часовне навстречу своей судьбе, которая должна привести его к героической гибели. Этот мир не принадлежит королевству Артура, так как в этом “неокультуренном” пространстве властвует дикая природа и ее воплощение — Зеленый Рыцарь, противостоящий структурированному куртуазному миру.

Однако и эта часть пространства оказывается неоднородной. Двор Бертилака хоть и представляет собой куртуазный мир, находится в определенном противостоянии с двором Артура, представителем которого выступает Гавейн, и показан более связанным с дикой природой, чем городской мир Камелота. Кроме того, Бертилак — человек опытный и в возрасте, тогда как “по-юношески веселый” (so joly of his joyfnes; строка 86 оригинала) Артур ведет себя “несколько по-мальчишечьи” (sumquat childgered; там же). Мир Бертилака устраивает своего рода проверку миру Артура.

Поэт “Гавейна” обретает над временем и пространством в своем произведении гораздо больший контроль, чем это было характерно для жанра рыцарского романа, и в этом он выступает несомненным новатором. В XIX в. в музыкальной драме “Парсифаль” Рихард Вагнер, описывая, как Парсифаль и его учитель Гурнеманц, идя по лесу, незаметно для себя оказываются возле замка Грааля, вложит в уста Гурнеманца следующие слова. В ответ на жалобу рыцаря:


Далеко мы, —

А я едва иду..,


учитель говорит:


О да, мой сын,

В пространстве — время здесь![149]


Поэту “Гавейна” удалось впервые реализовать эту формулу в XIV в.

Усиливая пространственно-временную конкретизацию и организуя пространственно-временную симметрию, автор строит действие “Сэра Гавейна” на основе движения от общего к частному, от большого к малому. Макрокосм — история — сужается до микрокосма — событий в замке Бертилака. Мы как бы заглядываем в микроскоп и начинаем различать в истории человечества сначала великие города, затем Камелот, затем замок Бертилака и то, что в нем происходит.

Функциональность композиционной схемы, столь детально разработанной в “Гавейне”, не вызывает сомнения, однако заключается она не только в том, что позволяет полностью захватить внимание аудитории. Строению цельной структуры путем закольцовывания, удвоения, обрамления и зеркального отображения основных эпизодов и сюжетных мотивов и переплетения самих композиционных рамочных конструкций легко найти аналог в самом тексте. В структуре романа воспроизводится строение его основного символа — эмблемы безупречности — “бесконечного узла”. Композиция, симметрично выстроенная вокруг кульминационных сцен искушения, как бы моделирует совершенство символа и превращается в виртуозный художественный прием поэтического искусства. (Та же идея реализована и в поэме “Жемчужина”, композиционно-тематическое строение которой соответствует реальной драгоценности — жемчужине, являющейся и главным символом в поэме.)

Кроме важного принципа симметрии в построении структуры романа наблюдается еще один принцип. Он состоит в прибавлении к определенной замкнутой системе дополнительного элемента, образующего вместе с ней новую, более значимую структуру.

На смысловом уровне романа значение данного образования заключается в выходе из описанной ситуации в другую с неким опытом, приобретенным в первой. “Возросшее знание для героя не заканчивается в самом себе, но есть начало нового путешествия”[150]. Так, приключение и испытание Гавейна завершается у Зеленой Часовни, и его путь в Камелот уже можно рассматривать не только как эпилог, выходящий за рамки приключения, но и как новый цикл жизни, основанный на искуплении ошибки, для чего рыцарь обязуется не снимать зеленого пояса. Не случайно и то, что Гавейн должен встретиться с Зеленым Рыцарем для ответного боя через” двенадцать месяцев и один день” и на переломе года — в его первый день. Именно этот день становится решающим в описываемом приключении и в судьбе Гавейна: он осознает свое несовершенство и обретает новый опыт, который заставляет переосмыслить прошлое и, таким образом, изменить себя для будущего.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Опыты, или Наставления нравственные и политические
Опыты, или Наставления нравственные и политические

«Опыты, или Наставления нравственные и политические», представляющие собой художественные эссе на различные темы. Стиль Опытов лаконичен и назидателен, изобилует учеными примерами и блестящими метафорами. Бэкон называл свои опыты «отрывочными размышлениями» о честолюбии, приближенных и друзьях, о любви, богатстве, о занятиях наукой, о почестях и славе, о превратностях вещей и других аспектах человеческой жизни. В них можно найти холодный расчет, к которому не примешаны эмоции или непрактичный идеализм, советы тем, кто делает карьеру.Перевод:опыты: II, III, V, VI, IX, XI–XV, XVIII–XX, XXII–XXV, XXVIII, XXIX, XXXI, XXXIII–XXXVI, XXXVIII, XXXIX, XLI, XLVII, XLVIII, L, LI, LV, LVI, LVIII) — З. Е. Александрова;опыты: I, IV, VII, VIII, Х, XVI, XVII, XXI, XXVI, XXVII, XXX, XXXII, XXXVII, XL, XLII–XLVI, XLIX, LII–LIV, LVII) — Е. С. Лагутин.Примечания: А. Л. Субботин.

Фрэнсис Бэкон

Европейская старинная литература / Древние книги