Сэр Гибби

Роберт вернулся только поздно вечером — один, уставший и разочарованный. Судьи не оказалось на месте, и он ждал его сколько мог. Однако он беспокоился о жене и потому решил отправиться домой, так никого и не дождавшись. Кроме того, он знал, что не сможет добраться до дома, если не поторопится, потому что видел, что над горой собирается метель и луны, скорее всего, не будет видно за тучами.

Обнаружив, что Ангуса дома нет, Роберт даже не пытался скрыть своё облегчение. На следующий день он отправился к егерю и сказал, что никому не расскажет о том, что произошло, потому что так хочется Гибби. Ангус слушал его с мрачным, угрюмым видом, но почёл за лучшее вести себя достойно и не давать воли обиде и негодованию. Он извинился за то, что выстрелил так поспешно, но добавил, что Роберт и так примерно наказал его за это, и ему понадобится теперь не одна неделя, чтобы оправиться от удара по голове. Они расстались довольно мирно, и егерь больше никогда не причинял Гибби вреда.

Гибби ещё долго не мог выходить на улицу, но каждый час, проведённый с Джанет, был для него неподдельной, не с чем не сравнимой радостью.

Глава 27 Голос

Той зимой стариков совсем замучил ревматизм, потому что морозы стояли суровые, а между ними не переставая шли холодные дожди. Дети помогали родителям, как только могли, а Гибби сделался не только пастухом, но и сиделкой. Ещё ребёнком он выбрал себе место во вселенной, взяв под покровительство неразумных пьяниц и провожая их домой по безлунным улицам. Сейчас, когда ему выпало служить Роберту и Джанет, Гибби, наверное, мог бы посчитать, что поднялся в жизни на несколько порядков выше. Но он никогда об этом не думал. Иногда он горевал, что не может читать им вслух. Однако Джанет пока ещё прекрасно видела и вполне могла читать сама. Роберту приходилось хуже. Кроме ревматизма у него была ещё и астма, которая время от времени выводила его из терпения.

Гибби продолжал спать на вересковой постели в углу, и одной из его непременных обязанностей было поддерживать хороший огонь, благо торфа у них было предостаточно. Однажды ночью, проснувшись для того, чтобы помешать в очаге, он услышал тихие голоса родителей.

— Что–то я совсем постарел, Джанет, — проговорил Роберт. — Эх–хе–хе, старость — не радость. Не могу я с ней смириться! Не привыкну никак.

— Да, Роберт, — отвечала Джанет. — Вот уродись мы с тобой сразу старыми, глядишь, и попривыкли бы уже маленько. Только тогда не увидеть бы нам с тобой великой радости: как эта старость уковыляет прочь, стоит Ветхому Днями на неё взглянуть.

— Хотел бы я быть благочестивым и довольным, — сказал Роберт. — А бывает, когда вообще сдвинуться не могу, так сразу и думаю, что Господь меня покинул, чтобы я как–нибудь сам, без Него, перебивался да терпел.

— Гони от себя такие мысли, Роберт, гони! Разве не знаешь, что без Него человеку ни вздох вздохнуть, ни языком шевельнуть? Им мы живём, и движемся, и существуем. Если Он — моя жизнь, чего ж тревожиться?

— Так–то оно так. Только вот астма эта, будь она неладна! Как будто всю грудь наждаком выложили, а по нему то и дело проклятые бесенята кремнём шваркают. Будь у тебя такое, ты тоже, может, забыла бы, что Господь — жизнь твоя! Тебе–то дышать легко!

— Эх, родимый ты мой, — ответила Джанет с бесконечной нежностью, — может, я и правда обо всём бы позабыла. Неужто я смогла бы так всё терпеть, как ты? Только знаешь, что бы я тогда сделала? Может, это и тебе сгодится. Я бы сидела да всё время себе приговаривала: «Если Он — моя жизнь, то пусть у меня будет жизни ровно столько, сколько Он уготовил, ни больше, ни меньше. Вздохну ещё разок — легко ли, трудно ли, но вздохну, пока дышится, а уж дальше пусть Он сам обо мне беспокоится. Вот я, а вот Он, а что Он начатого дела не бросит и не допустит, чтобы кто его испортил, в этом я уверена. Ты только подумай, Роберт, только подумай! Вот ты родился в мире, вот состарился, — а представь себе, что ты только что родился, родился стариком, и теперь тебе только и надо делать, что с каждым днём молодеть. Наверное, нам с тобой недолго ждать осталось, Роберт, скоро и домой. А ведь там мы, наверное, опять будем молодыми. Только там у нас будет то, чего здесь не бывает, — две стариковские головы на крепких плечах!

— Ох, Джанет, только бы ты и там была рядышком со мной! Не смогу я без тебя. Я там совсем потеряюсь, на Небесах, если ты не будешь подсказывать мне дорогу. Без тебя я как без рук!

— Да ведь я и сама знаю не больше тебя, Роберт! Только думаю, что народ там будет тихий, приветливый, разумный; наверное, там все должны быть, как благородные. Довольно и того, что в том доме живёт Отец моего Господа и Самому Господу там хорошо. Так уж если Ему там хорошо, то, должно быть, славное это место и для людей пригодное. И нам, беднякам неучёным, нечего прятаться да бояться, что мы благородного обхождения не знаем. Как же простым детям сразу обвыкнуться, да ещё и во дворце, которого они раньше и в глаза не видели?