Сэр Гибби

Люди вокруг любили её, но слегка побаивались — может быть, из–за тихой сдержанности её поведения или из–за того, что она всегда держалась несколько отстранённо и было невозможно угадать, какие мысли витают в её голове, если только она сама о них не рассказывала. Однако её домочадцы даже себе не признавались в том, что чувствуют себя немного неловко в её присутствии ещё и потому, что Джиневра была чрезвычайно совестливой и честной. Возможно, рядом с ней некоторые из них чувствовали собственную недобросовестность и потому старались поменьше бывать в её обществе.

Однако в душе её новой горничной ничего такого не происходило. Она была простодушной и доброжелательной, как и всё её семейство. Когда она поняла, что Джиневра тоже ищет простоты и добра, в её сердце немедленно возникло желание угодить своей маленькой хозяйке, которое крепло потом с каждым днём. Она была младшей из дочерей Грантов, года на четыре старше Донала. Её пожалуй, нельзя было назвать умненькой, но она была милой, честной и услужливой.

Ники (родители назвали её в честь Евники, матери Тимофея, ученика апостола Павла) всегда была готова почитать других лучше и выше себя. Поэтому увидев спокойное лицо Джиневры, она тут же приняла её за маленькую святую и с восхищением склонилась перед своей юной королевой, положив её волю себе в закон. Джиневре же сразу пришлись по душе здоровый румянец и честные глаза новой горничной, и она не вздрагивала от неудовольствия, когда Ники причёсывала ей волосы, и не раздражалась, когда та по неумению больно дёргала спутанные пряди. К весне девочки успели крепко привязаться друг к другу.

Одной из главных обязанностей Ники было сопровождать свою хозяйку в домик местного пастора, находившийся в полутора милях от Глашруаха, куда, если позволяла погода, она отправлялась почти каждый день. Какое–то время Джиневра находилась под опекой мисс Мейчер, дочери приходского священника. Сам священник был пожилым джентльменом умеренных и трезвых устремлений, считавшим прошедший век золотым веком английской литературы. Он был радушным, кротким, любил людей и весьма уважительно (и даже с некоторой верой) относился к почитаемому шотландцами Богу, характер Которого можно легко обрисовать с помощью эпитетов, начинающихся с маленького словечка «все—»: «всемогущий», «всеведущий», «вседержавный», «всесильный» и так далее.

Отчасти из–за того, что земля почти не приносила им дохода, а её отец был уже стар и болен, мисс Мейчер, незамужняя дама средних лет, взяла на себя обязанность обучать маленькую наследницу, нисколько не сомневаясь, что обладает всеми знаниями и умениями, которые надлежит иметь настоящей леди.

По натуре она была романтичной и сентиментальной, но с годами романтика из неё повыветрилась. Продолжай она читать стихи лучших поэтов своего времени, быть может, ей и удалось бы сохранить в своей душе огонь надежды, восхищённого интереса к жизни и неутомимой пытливости. Но под руководством своего отца она так и не продвинулась дальше «Ночных мыслей» и «Течения времени». Таким образом, к среднему возрасту и ум, и душа мисс Мейчер не только не достигли расцвета и зрелости, но наоборот усохли и съёжились. Что касается её духа, то она слишком заботилась о том, как быть настоящей леди, и потому так ею и не стала: подлинное благородство постыдилось бы так пристально себя разглядывать.

Мисс Мейчер держала себя с кротким достоинством, и будь у её воспитанницы не такой сильный и цельный характер, она, скорее всего, принесла бы той немало вреда, потому что всё нравственное обучение Джиневры подменялось указаниями на то, что подобает, а что не подобает настоящей воспитанной леди её круга. Обычные школьные предметы мисс Мейчер преподавала хорошо. Кроме того, она обучала Джиневру музыке. Конечно, все выбранные ею пьесы были старомодными. Но, может, чем старее та музыка, с которой сталкивается новичок, тем лучше? Ведь чем она старее, тем глубже её корни уходят в то, что пропитано и проверено самим временем, а в старинной атмосфере любовь к прекрасному расцветает особенно пышно. С другой стороны, если человек любит истину, всё истинное становится ему ещё дороже благодаря своей древности и старомодности — или благодаря своей новизне. Истинная музыка, как и истинная любовь, смеётся над идолами Моды, потому что знает, что они способны лишь по–обезьяньи копировать подлинную красоту.