Сэр Гибби

Тем временем Джиневра, обнаружив что её тропинка не собирается никуда пропадать, подумала, что она, должно быть, ведёт прямо к двери того дома, где живут родители Ники. Не сомневаясь, что горничная вот–вот к ней присоединится, и решив немного над ней пошутить, Джини, пританцовывая, полетела вперёд по дорожке, да так быстро, что к тому времени, когда Ники пришла в себя, она уже убежала от неё на добрую милю. Как же было хорошо вот так в одиночку бежать по склону большой горы! Земля осталась далеко внизу, а горные кряжи под её ногами вздымались всё круче и круче, уводя её прямо в небо.

Джини никогда не думала о Боге. Ей почти ничего о Нём не рассказывали, а то, что она слышала, не вызывало в ней ни малейшей радости и никак не располагало к размышлениям. Она не знала о Нём ничего такого, что можно было бы сокрыть в сердечке и радостно вспоминать, лёжа вечером в постели и слушая журчание ручейка, струящегося под окном. Но вся душа её была подобна пустыне, ожидающей, что вот–вот где–то неподалёку возопиёт глас, призывающий приготовить пути грядущему царю.

Однако тропинку, по которой она бежала, протоптали не люди, а овцы, и в конце концов Джиневра оказалась в узкой, заброшенной лощине, на дне которой виднелось торфяное болотце. Девочка остановилась. Это место показалось ей неприятным, и она почувствовала себя так же, как всякий раз при неожиданной встрече с Ангусом МакФольпом. Одной ей дальше не пройти. Надо подождать Ники. Наверное, как раз в таких местах и бродят одержимые!

Пока Джиневра размышляла, неподалёку раздался жалобный, заунывный крик одинокой птицы, странно резанувший её слух. Птица крикнула и замолкла, никто ей не ответил. Внезапно Джиневра поняла, что кроме неё вокруг никого нет, и в её сердце шевельнулось неясное чувство беспокойства. Но она была не из робкого десятка и не боялась почти никого и ничего кроме своего отца. Она повернулась и медленно побрела назад, к краю лощины. Ники должна вот–вот появиться на тропинке!

Однако не разбирая дороги в спешке и тревоге, Ники нечаянно свернула на другую тропинку и к тому времени поднялась по горе гораздо выше Джиневры. Вокруг девочки не было ни одного живого существа, кроме маленьких фигурок, копошащихся в долине. Она видела (и сейчас, когда к ней начало подкрадываться отчаяние, это принесло ей немалое утешение), что там внизу вьётся дорога, а по ней катится повозка, в которую впряжена белая лошадь. Повозка была так далеко, что казалась почти неподвижной. Никогда в жизни Джиневра ещё не оказывалась в таком полном одиночестве. Она нередко чувствовала себя одинокой, но всегда знала, что люди неподалёку. А теперь кричи и плачь хоть целый день — никто не услышит! Сердце её комком подкатилось к горлу, а потом ухнуло, провалилось куда–то внутрь, оставляя в груди жуткую, зияющую пустоту. Как же тут страшно! Но ничего, скоро придёт Ники, и всё будет хорошо.

Она уселась на камень так, чтобы хорошо видеть тропинку. Но Ники всё не было и не было. Тогда Джиневра начала плакать. Вообще, плакала она редко, и слёзы не приносили ей большого облегчения. Они всегда подступали чрезвычайно медленно и не проливались сразу, но долго дрожали на глазах, как васанские озёра. Потом так же медленно эти озёра становились всё глубже, крупнее и выпуклее и наконец, когда они достигали уже совсем огромных размеров, две большие слезы переваливались через порожек ресниц и скатывались по бледному печальному личику. На этот раз слёз было гораздо больше, и глаза Джиневры были вот–вот готовы превратиться в бурные источники, как вдруг ей в голову сами собой пришли слова, услышанные в церкви в прошлое воскресенье: «Воззови ко Мне в час скорби, и Я услышу тебя». Должно быть, это значит, что она должна попросить Бога о помощи. Наверное, надо сказать какую–нибудь молитву. Но она же вовсе не хорошая девочка, а Бог слушает только хороших людей. Но если Он слушает только хороших, как же тогда быть всем остальным, особенно тем, кто заблудился на склоне высокой горы? Надо попробовать, хуже не будет. Даже если Бог не станет ей отвечать, Он, наверное, не рассердится на неё за то, что она воззвала к нему в такой трудный час? Подумав так, Джиневра начала молиться тому расплывчатому и искажённому представлению о Боге, которое обитало в её головке.

Конечно, истинному Богу, Создателю молящегося сердца, молятся лишь те, кто знает Его Сына, Иисуса. Но если бы Бог отвечал на молитвы только согласно тому, насколько верно мы Его себе представляем, сколько бесконечных просьб осталось бы тогда без ответа! Нет, каждый искренний и честный вопль человеческого сердца достигает слуха неведомого ему Бога и сердца неведомого ему Отца, даже если молящийся изливает его в неслышащие уши мёртвого истукана.

— Боже, помоги мне вернуться домой! — воскликнула Джиневра и, поёживаясь от безысходного одиночества, встала c камня и повернулась, чтобы пойти назад по тропе.