Сэр Найджел. Белый отряд

Милях в двух ниже по течению тихой, окаймленной заболоченными лугами речки виднелось множество лошадей и голубые дымки сотен костров, свидетельствуя, что там расположилась лагерем конница короля Иоанна; на холме, где стояли англичане, костры не пылали — ведь стряпать им было нечего, разве что они прирезали бы своих скакунов. Их правый фланг огибала речка, а в миле от нее лесная чаща предохраняла от внезапного нападения левый фланг. Вдоль всего фронта тянулась густая живая изгородь. Земля перед ней была очень неровной, и единственная пересекавшая ее дорога, казалось, вся состояла из рытвин и ухабов. За изгородью на всем ее протяжении лежали в траве лучники. Многие мирно спали, привольно раскинувшись под теплыми лучами сентябрьского солнца. Дальше располагались рыцари, и от речки до леса развевались знамена и значки с гербами благородных домов Англии и Гиени.

Сердце Найджела преисполнилось гордости, едва он увидел эти эмблемы знаменитейших военачальников и бойцов, — еще несколько минут, и среди них запылают пять его алых роз! Вон флаг с пятью серебряными раковинами на кресте знаменитейшего рыцаря Гаскони Жана Грайи, капталя де Бюш[28], а рядом вьется знамя с красным львом благородного воина из Эно сеньора Эстаса д’Амбретикура. Эти гербы Найджел знал, как знала их вся рыцарская Европа, но значки на лесе копий вокруг ничего ему не говорили, и он заключил, что там расположился отряд из Гиени. Зато дальше виднелись прославленные английские гербы — червень и золото Уоррика, серебряная звезда Оксфорда, золотой крест Суффолка, лазурь и золото Уиллоби и сплетенная с золотом червень Одли. А в самой их гуще возле королевского знамени Англии с зубчатой полосой принца вверху Найджел увидел герб, который тут же заставил его забыть про все прочие — истрепанный в войнах флаг с алой башней на золотом поле, означавший, что там поставил свою палатку благородный Чандос. Найджел тотчас пришпорил Бурелета и несколько минут спустя уже оказался в английском лагере. Чандос, осунувшийся от голода и недосыпания, но с прежним огнем в глазах, стоял возле шатра принца и в глубокой задумчивости смотрел вниз на ту часть французского лагеря, которая была видна с холма. Найджел спрыгнул на землю, но не успел подбежать к своему господину, как шелковый занавес королевского шатра был с силой отброшен и оттуда выбежал принц.

Он был без доспехов, в скромной черной одежде, но гордая осанка и царственный гнев, заставивший покраснеть его лицо, ни в ком не оставили бы сомнения, что это полководец и сын короля. За ним, горячо уговаривая и убеждая, поспешал низенький седовласый прелат в просторном одеянии из красного шелка.

— Ни слова более, досточтимый кардинал! — крикнул принц в бешенстве. — Я и так слушал тебя слишком долго, и, клянусь благодатью Божьей, речь твоя недостойна и оскорбительна для моих ушей. Джон, мне нужен твой совет! Что скажешь ты на предложение французского короля, которое передал мне его преосвященство кардинал Перигорский? Он обещает, что, по милосердию своему, позволит моему войску вернуться в Бордо, если мы отдадим ему все нами взятое, откажемся от всех выкупов, а мою особу с сотней знатнейших рыцарей Англии и Гиени предложим ему заложниками. Так что же ты скажешь?

Чандос улыбнулся.

— Это ни с чем не сообразно, — ответил он.

— Но, милорд Чандос, — вскричал кардинал, — я уже объяснил принцу, сколь удручает христианский мир и сколь радует язычников то, как два величайших сына церкви обращают мечи друг против друга!

— Так посоветуй французскому королю держаться от нас подальше, — промолвил принц.

— Дражайший сын мой, или ты не понимаешь, что находишься в глубине его земель и ему не подобает позволить тебе уйти свободно, как ты пришел? Войско твое невелико — не более трех тысяч лучников и пяти тысяч жандармов, да и те, видно, ослабели от недостатка пищи и от усталости. А у короля тридцать тысяч человек. И двадцать тысяч из них — опытные ветераны. Посему тебе приличествует принять его условия, как бы не случилось хуже.

— Передай мой привет королю Франции и скажи ему, что платить за меня выкуп Англия не будет. Но сдается мне, досточтимый кардинал, что-то ты слишком осведомлен и в том, сколько нас тут, и в том, как сказались на нас тяготы похода, и я был бы рад узнать, давно ли особы духовные так умело разбираются в делах военных. Я заметил, что рыцари твоей свиты свободно прогуливались по нашему лагерю, и боюсь, что, приняв вас как послов, я оказал гостеприимство лазутчикам. Что скажешь ты, досточтимый кардинал?

— Пресветлый принц, мне прискорбно слышать, что твое сердце и совесть позволили тебе произнести столь дурные слова.

— А вон твой племянник, рыжебородый Робер де Дюра. Погляди, как он озирается по сторонам и что-то подсчитывает. Иди-ка сюда, юноша! Я как раз говорил кардиналу, твоему дядюшке, что ты и твои товарищи, сдается мне, донесли французскому королю обо всем, что подглядели у нас в лагере. Что скажешь?

Рыцарь побледнел и отвел глаза:

— Может быть, я и ответил на некоторые вопросы, благородный принц, — пробормотал он.