Серафим

– Селеста… – Разочарование сгустило интонации моего имени. – Отправляйся в свою спальню и закрой дверь, а потом, черт возьми, избавь меня от необходимости возвращаться в гильдию и расправь их.

– Нет.

Он наклонил голову и окинул меня своим самым архангельским взглядом.

– Что за дурное настроение, Сераф?

– Мы здесь не для того, чтобы обсуждать мое настроение. А чтобы обсудить твои крылья.

– Я не буду обсуждать их с человеком, который выглядит так, будто готов разрушить целый городской квартал. А теперь либо ты говоришь мне, что я сделала не так – поскольку я понимаю, что ты злишься на меня, – либо отправляешься на прогулку по небу, дабы охладиться, и, когда почувствуешь себя лучше, можешь вернуться, и мы обсудим мою миссию. Желательно после того, как я высплюсь.

Ашер ничего не ответил, лишь устремил взгляд в потемневшее небо, словно умоляя дать ему терпения.

Когда архангел нахмурился, я сжалилась над ним. Очевидно, его раздражало не только мое ослиное упрямство.

– В моменты тревоги Мими готовила мне ромашковый чай с медом. Не хочешь чашечку?

Он снова сосредоточил свое внимание на мне, затем сковал крылья магией, что я восприняла как согласие, и поплелся за мной на кухню. Поставив чайник кипятиться, я достала жестяную коробку, наполненную сушеными желтыми цветами.

Пока я высыпала их в ситечко, Ашер занял место у островка.

– Завтра я приведу кого-нибудь починить твою стойку.

Открыв шкафчик, я достала две кружки, а затем поднялась на цыпочки, чтобы дотянуться до полки с приправами и баночками меда. Когда я повернулась, чтобы отнести все это на островок, я заметила, что Ашер наблюдает за мной.

Чайник зашипел и щелкнул.

Я наполнила заварочный чайник, и мое горло сжалось, когда поднялся знакомый аромат, наполняя воздух. Как долго меня будет мучить отсутствие Мими? Пока я не уверюсь, что снова увижу ее?

Я сглотнула.

– Она нашла Пьера?

– Она?

– Мюриэль. Пьер был ее великой любовью. – Я наклонила чайничек над двумя кружками, затем добавила в обе по столовой ложке меда и перемешала, поднимая сладкий пар. – Она рассказала мне о нем в ту ночь – мое горло снова сжалось, – когда умерла. – Я подвинула Ашеру кружку, глядя на рябь на поверхности.

– Пьер умер более двух десятилетий назад. Хотя он прожил в Элизиуме несколько лет, его баллы были недостаточно высоки, чтобы остаться там навсегда, поэтому его душа вернулась на землю. В новом воплощении.

Мое сердце пропустило несколько ударов. Если душа Пьера переродилась, то воспоминания о его жизни с Мими стерты. Даже если в этот раз он умрет со счетом грешника ниже десяти, что откроет ему доступ в Элизиум навсегда, его душа не узнает душу Мими.

– Я чувствую твое неодобрение.

– Разочарование, а не неодобрение. Она очень сильно его любила.

– Тогда однажды их души найдут путь друг к другу.

– Осторожнее, Серафим, иначе могу счесть тебя за романтика. – Я улыбнулась ему над краем своей кружки, и он улыбнулся в ответ. – Скажи мне, как бы они нашли путь друг к другу? Не похоже, чтобы он помнил ее.

– Если они родственные души или половинки друг друга, его душа будет помнить ее, в какой бы форме они ни встретились.

– Правда? Я думала, что все воспоминания стираются, прежде чем малахим возвращает души на землю.

– Все вычищается. Души должны начать жизнь заново, не будучи обремененными предыдущими воплощениями, но фрагменты любимых мест и дорогих людей остаются. – Его слова подняли пар с поверхности кружки, которую он поднес ко рту. – Взгляни на Найю. – Ашер встретился со мной взглядом.

Подобно вздымающемуся медовому туману, моя угрюмость рассеялась, наполнив воздух новой надеждой.

– Вернемся к причине нашего чаепития. Почему ты набросился на меня?

Он осторожно поставил кружку, затем обхватил ее длинными пальцами.

– Я бы предпочел обсудить реинкарнации и половинки душ.

Я ухмыльнулась.

– Хотя я бы с удовольствием выслушала твое мнение о половинках, но не оставлю тебя в покое за то, что ты забрался на мою террасу и кричишь на меня.

– Я не кричу. – Хотя его тембр был глубоким, тон звучал легко.

– Верно… Ты рычишь.

Его губы сложились в улыбку, которая, казалось, достигла самой души и вытащила ее из его прекрасных кожаных сапог.

– И это устрашает всех, кроме тебя.

– Мало что способно внушить мне страх, Сераф.

Его яркие глаза смотрели на меня сквозь пар.

– Я начинаю это понимать.

– Так… почему ты рычал?

Он поерзал на месте, и ножки стула заскрипели под его весом.

– Помнишь, я сказал тебе, что совершил не одну, а две ошибки четыре с половиной года назад?

Мой хороший настрой угас.

– Не называй их ошибками.